Дорогие друзья‑читатели! Было бы интересно уловить момент, когда сквозь бытовые подробности человеческого жилья начинают проступать черты будущего музея. Писатель, или, скажем, художник, или композитор ещё ходит, шаркая тапочками, по своему коридору, включает и выключает свет (ругаясь на западающую кнопку), кряхтя, наклоняется за упавшей бумажкой, хлопает дверцей холодильника, льёт воду в ванной — а за ним на цыпочках крадётся музейщик и шипит: «Руками не трогать! Не видите, это экспонат?! Вот же этикетка!»
Сразу ли после кончины великого человека его квартира приобретает статус музея или требуется некая формальная «канонизация», включение имени в список мирового наследия? Или — проще — нужны деятельная вдова, любящая дочь, ученик и последователь, которые бережно сохранят пространство, обжитое дорогим человеком, в неприкосновенности, снабдят каждую вещь той самой этикеткой, пригласят прессу, проведут вечер памяти?
Каждый раз это происходит по‑разному. Важно другое: появляются в обычном доме, на одном из этажей особые квартиры, куда зачем‑то стремятся люди — прикоснуться к гению, заглянуть в его частную жизнь, примерить на себя его интерьер, посмотреть на мир из его окна. Как правило, это незабываемый опыт: потом читаешь написанное им, слушаешь его музыку, даже просто реагируешь на упоминание его имени с чувством сопричастности, родства.
Для многих в России квартира Пушкина на Мойке, 12 — сакральное пространство, посещение которого неизменно вызывает трепет. Вспоминая великого поэта, жизнь которого оборвалась в феврале, мы решили посвятить номер теме музеев‑квартир, которые есть едва ли не в каждом большом городе. И ещё раз удивиться тому, что великие и бессмертные жили среди нас, по соседству; значит, скорее всего, кто‑то из тех, чей дом станет музеем через полвека, и сегодня ходит по нашим улицам, задевая нас своими плечами, локтем или кончиком невидимого крыла.