К 200-летию Александра Николаевича Островского (1823 – 1886) о театре Островского и значении наследия великого драматурга рассказывает Александр Коршунов, актёр, педагог, народный артист России, главный режиссёр театра «Сфера». Беседовала Ирина Дин (Хохолева).
Александр Викторович, вы многие годы служили в Малом театре, ваш отец играл на его сцене и был генеральным директором театра до 2009 года. Вы, наверное, выросли на пьесах Островского? В чём, с вашей точки зрения, актуальность Островского? Почему он так современен сейчас?
Александр Коршунов: Жизнь моей семьи всегда была связана с театром и, конечно же, с театром Островского. Мой дед, Илья Судаков, ставил Островского: и «Грозу», и «Горячее сердце», бабушка, великая актриса МХАТа, Клавдия Еланская, играла Катерину и Парашу, и мама, Екатерина Еланская, будучи актрисой, сыграла Катерину в «Грозе» на сцене театра Маяковского, а в созданном ею Московском драматическом театре «Сфера» режиссёр Еланская не единожды обращалась к творчеству Александра Николаевича: это были две редакции «Снегурочки» («Весенняя сказка») и «Красавец мужчина». Ну, а папа, актёр Виктор Коршунов, всю жизнь отдал Дому Островского — Малому театру — и сыграл здесь Жадова в «Доходном месте», Рабачева («Светит, да не греет»), Глумова («На всякого мудреца довольно простоты»), Чугунова («Волки и овцы»), Великатова («Таланты и поклонники»), Неизвестного («Пучина»), Крутицкого («На всякого мудреца довольно простоты»).
Нам с отцом довелось партнёрствовать на сцене Малого театра и в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты», и в «Волках и овцах», и в «Пучине». И, наконец, моя дочь, актриса Клавдия Коршунова, тоже сыграла Катерину в «Грозе» — в дипломном спектакле в училище имени Щепкина, а на сцене Малого в течение выпускного сезона играла Лизу Кисельникову в «Пучине».
Так что можно сказать, что наше семейство всерьёз пропиталось за эти годы духом Островского.
Я счастлив, что самому мне не раз довелось играть в пьесах Островского и работать над ними как режиссёру — и в Малом театре, и в Щепкинском училище, и в театре «Сфера». Все мои постановки пьес Александра Николаевича везде оформляла моя жена, замечательный сценограф, художник и автор костюмов Ольга Коршунова.
Островский был, есть и всегда будет современен, потому что гениален и вечен. Это истоки русской драматургии, наш золотой запас, классика — и в разные времена, в разном возрасте, в новых жизненных обстоятельствах мы открываем в произведениях Островского то, чего раньше не заметили или не поняли, или сумели забыть. И, может быть, в самые сложные времена Островский нам особенно необходим, ибо возвращает нас к самым простым истинам, искренним чувствам, духовным опорам, без которых нельзя.
Я часто вспоминаю и повторяю слова брата писателя Петра Николаевича: «Что меня поражает в отзывах критиков об Александре Николаевиче — это узкая бытовая мерка, с которой обыкновенно подходят к его произведениям. Забывают, что прежде всего он был поэт, и большой поэт, с настоящей хрустальной поэзией, какую можно встретить у Пушкина». Вот это поэтическое, высокодуховное, душевное начало мне кажется самым главным в творчестве Островского.
В 1984 году в интервью журналу «Советский музей» Георгий Товстоногов сказал: «Если хочешь нести зрителям духовные истины, будь обязан детально знать те условия, в которых они появились на свет». Согласны ли вы с этим? [1]
Александр Коршунов: С Товстоноговым, безусловно, согласен. Надо по‑настоящему окунуться в обстоятельства и условия жизни того времени, чтобы понять и, главное, почувствовать суть того, что написал Островский. Организация пространства, место действия, костюмы, «говорящие» приметы быта, атмосфера, музыка происходящего — всё это очень важно. Самое главное в театре — это душевное общение, правда чувств — это и делает спектакль современным и необходимым зрителю. Всё, что этому помогает состояться, должно быть привнесено на сцену...
В одном из недавних интервью вы отмечаете, что сложность Островского состоит в его простоте. В чём именно трудность поставить пьесу Островского и сыграть его персонажей?
Александр Коршунов: Трудность, мне кажется, состоит в том, что это святая простота. Островский возвращает нас к самым простым истинам, простым искренним человеческим чувствам в их кристальной чистоте: любовь, вера, душевный максимализм, идеальная мечта, долг, сострадание, душевная обида, подлинная нежность, ранимость, чистота... И есть вещи, которые в Островском нельзя сыграть, их надо иметь. Только тогда попадешь в суть проблем, событий и ситуаций, которые написаны.
Есть такие роли — скажем, Катерина в «Грозе», — которые требуют исключительной актёрской одарённости и редкой человеческой индивидуальности. Без мощной, Богом данной потребности и способности любить, отдавать другому, потребности в свободе, без искренней веры, чистоты и абсолютной неспособности жить во лжи, во грехе — без этих свойств натуры в актёрской индивидуальности не сыграть Катерину!
Так что, да, это та простота, которая дорогого стоит.
Ваш театр недавно отметил свое 40-летие, и в 4-й сезон вы включили пьесу «Без вины виноватые». Почему именно эту пьесу?
Александр Коршунов: В разные годы довелось поставить в «Сфере» «В чужом пиру похмелье» и «Доходное место». Сейчас в репертуаре «Сферы» — два спектакля по произведениям Островского: «Лес» в постановке Сергея Виноградова и моя постановка «Без вины виноватые». В процессе работы мы определили для себя зерно будущего спектакля так: «Страстная потребность настоящего». Настоящего — в жизни, в человеческих отношениях, в любви, в искусстве, в театре, в актёрском деле...
Самая главная «настоящая» связь на земле — это связь матери и ребёнка. И, конечно, это пьеса о театре, о мире театра, об актёрской судьбе. Поднимая тост за Кручинину, Дудукин говорит: «...Мы спим, господа! Так будем же благодарны избранным людям, которые изредка пробуждают нас и напоминают нам о том идеальном мире, о котором мы забыли... Талант и сам по себе дорог, но в соединении с другими качествами: с умом, с сердечной добротой, с душевной чистотой, он представляется нам уже таким явлением, перед которым мы должны преклоняться...»
Островский не просто любил театр, он им жил. Актёров он обожал, боготворил, ими восхищался; и с ними спорил, их учил, воспитывал; и заботился о них, кормил, холил и лелеял. Он был великий драматург, и он был великий строитель театра!
Как вы впервые открыли для себя Островского и менялось ли ваше отношение к нему и к его творчеству?
Александр Коршунов: Впервые по-настоящему, в работе, я встретился с Островским в Малом театре, в своих первых ролях (Курчаев в «На всякого мудреца довольно простоты», Гаврила в «Горячем сердце», Елеся «Не было ни гроша, да вдруг алтын») и в первых режиссёрских работах — «Трудовой хлеб», «Пучина»...
С годами я всё больше влюбляюсь в Островского, удивляюсь его огромной душе и невероятному таланту, чудесному русскому языку и открываю всякий раз для себя нечто новое, глубокое и сокровенное...
Поскольку наш журнал посвящён музеям и сохранению исторического наследия, позвольте в завершение спросить: есть ли у вас любимый музей и почему именно он?
Александр Коршунов: В Москве это Третьяковская галерея. Я очень люблю живопись. Когда‑то в молодости много рисовал и даже подумывал, не стать ли художником. Есть ещё один музей, который меня маленького водила мама и куда я потом водил своих детей. Это Дом‑музей Виктора Васнецова. Чудесный, сказочный, удивительно тёплый. И ещё есть Щелыково — музей‑усадьба Александра Николаевича Островского, где он подолгу жил, творил, бродил по полям и лесам, дышал и где обрёл свой последний приют — подле церкви в Николо‑Бережках...
Попав в эти края больше 30 лет назад, наша семья навсегда прикипела к этому удивительному месту, здесь выросли наши дети и теперь растут внуки. Щелыково — это способ существования, это мироощущение, мировоззрение. Бывая здесь, мы всегда в один из дней идём в Дом Островского, не торопясь проходим по знакомым уютным комнатам: столовая, гостиная, кабинет Александра Николаевича, спальня Марьи Васильевны, библиотека... Очень хорошо здесь, светло, покойно, тепло... От дома вниз идёт длинная деревянная лестница, а там тропинка к родничку, островку, на котором Александр Николаевич любил удить рыбу на пруду, а дальше выход к реке Куекше...
[1] См.: Товстоногов Г. В поисках достоверности // Мир Музея. 2022. № 1. С. 40 – 42. Опубл. по: Товстоногов Г. В поисках достоверности // Советский музей. 1984. № 4. С. 73 – 74.
Печатается по: Драматург глазами актёра. Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Коршуновым // Мир Музея. 2023. № 4. С. 6 – 8.
См. также:
Александр Викторович, вы многие годы служили в Малом театре, ваш отец играл на его сцене и был генеральным директором театра до 2009 года. Вы, наверное, выросли на пьесах Островского? В чём, с вашей точки зрения, актуальность Островского? Почему он так современен сейчас?
Александр Коршунов: Жизнь моей семьи всегда была связана с театром и, конечно же, с театром Островского. Мой дед, Илья Судаков, ставил Островского: и «Грозу», и «Горячее сердце», бабушка, великая актриса МХАТа, Клавдия Еланская, играла Катерину и Парашу, и мама, Екатерина Еланская, будучи актрисой, сыграла Катерину в «Грозе» на сцене театра Маяковского, а в созданном ею Московском драматическом театре «Сфера» режиссёр Еланская не единожды обращалась к творчеству Александра Николаевича: это были две редакции «Снегурочки» («Весенняя сказка») и «Красавец мужчина». Ну, а папа, актёр Виктор Коршунов, всю жизнь отдал Дому Островского — Малому театру — и сыграл здесь Жадова в «Доходном месте», Рабачева («Светит, да не греет»), Глумова («На всякого мудреца довольно простоты»), Чугунова («Волки и овцы»), Великатова («Таланты и поклонники»), Неизвестного («Пучина»), Крутицкого («На всякого мудреца довольно простоты»).
Нам с отцом довелось партнёрствовать на сцене Малого театра и в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты», и в «Волках и овцах», и в «Пучине». И, наконец, моя дочь, актриса Клавдия Коршунова, тоже сыграла Катерину в «Грозе» — в дипломном спектакле в училище имени Щепкина, а на сцене Малого в течение выпускного сезона играла Лизу Кисельникову в «Пучине».
Так что можно сказать, что наше семейство всерьёз пропиталось за эти годы духом Островского.
Я счастлив, что самому мне не раз довелось играть в пьесах Островского и работать над ними как режиссёру — и в Малом театре, и в Щепкинском училище, и в театре «Сфера». Все мои постановки пьес Александра Николаевича везде оформляла моя жена, замечательный сценограф, художник и автор костюмов Ольга Коршунова.
Островский был, есть и всегда будет современен, потому что гениален и вечен. Это истоки русской драматургии, наш золотой запас, классика — и в разные времена, в разном возрасте, в новых жизненных обстоятельствах мы открываем в произведениях Островского то, чего раньше не заметили или не поняли, или сумели забыть. И, может быть, в самые сложные времена Островский нам особенно необходим, ибо возвращает нас к самым простым истинам, искренним чувствам, духовным опорам, без которых нельзя.
Я часто вспоминаю и повторяю слова брата писателя Петра Николаевича: «Что меня поражает в отзывах критиков об Александре Николаевиче — это узкая бытовая мерка, с которой обыкновенно подходят к его произведениям. Забывают, что прежде всего он был поэт, и большой поэт, с настоящей хрустальной поэзией, какую можно встретить у Пушкина». Вот это поэтическое, высокодуховное, душевное начало мне кажется самым главным в творчестве Островского.
В 1984 году в интервью журналу «Советский музей» Георгий Товстоногов сказал: «Если хочешь нести зрителям духовные истины, будь обязан детально знать те условия, в которых они появились на свет». Согласны ли вы с этим? [1]
Александр Коршунов: С Товстоноговым, безусловно, согласен. Надо по‑настоящему окунуться в обстоятельства и условия жизни того времени, чтобы понять и, главное, почувствовать суть того, что написал Островский. Организация пространства, место действия, костюмы, «говорящие» приметы быта, атмосфера, музыка происходящего — всё это очень важно. Самое главное в театре — это душевное общение, правда чувств — это и делает спектакль современным и необходимым зрителю. Всё, что этому помогает состояться, должно быть привнесено на сцену...
В одном из недавних интервью вы отмечаете, что сложность Островского состоит в его простоте. В чём именно трудность поставить пьесу Островского и сыграть его персонажей?
Александр Коршунов: Трудность, мне кажется, состоит в том, что это святая простота. Островский возвращает нас к самым простым истинам, простым искренним человеческим чувствам в их кристальной чистоте: любовь, вера, душевный максимализм, идеальная мечта, долг, сострадание, душевная обида, подлинная нежность, ранимость, чистота... И есть вещи, которые в Островском нельзя сыграть, их надо иметь. Только тогда попадешь в суть проблем, событий и ситуаций, которые написаны.
Есть такие роли — скажем, Катерина в «Грозе», — которые требуют исключительной актёрской одарённости и редкой человеческой индивидуальности. Без мощной, Богом данной потребности и способности любить, отдавать другому, потребности в свободе, без искренней веры, чистоты и абсолютной неспособности жить во лжи, во грехе — без этих свойств натуры в актёрской индивидуальности не сыграть Катерину!
Так что, да, это та простота, которая дорогого стоит.
Ваш театр недавно отметил свое 40-летие, и в 4-й сезон вы включили пьесу «Без вины виноватые». Почему именно эту пьесу?
Александр Коршунов: В разные годы довелось поставить в «Сфере» «В чужом пиру похмелье» и «Доходное место». Сейчас в репертуаре «Сферы» — два спектакля по произведениям Островского: «Лес» в постановке Сергея Виноградова и моя постановка «Без вины виноватые». В процессе работы мы определили для себя зерно будущего спектакля так: «Страстная потребность настоящего». Настоящего — в жизни, в человеческих отношениях, в любви, в искусстве, в театре, в актёрском деле...
Самая главная «настоящая» связь на земле — это связь матери и ребёнка. И, конечно, это пьеса о театре, о мире театра, об актёрской судьбе. Поднимая тост за Кручинину, Дудукин говорит: «...Мы спим, господа! Так будем же благодарны избранным людям, которые изредка пробуждают нас и напоминают нам о том идеальном мире, о котором мы забыли... Талант и сам по себе дорог, но в соединении с другими качествами: с умом, с сердечной добротой, с душевной чистотой, он представляется нам уже таким явлением, перед которым мы должны преклоняться...»
Островский не просто любил театр, он им жил. Актёров он обожал, боготворил, ими восхищался; и с ними спорил, их учил, воспитывал; и заботился о них, кормил, холил и лелеял. Он был великий драматург, и он был великий строитель театра!
Как вы впервые открыли для себя Островского и менялось ли ваше отношение к нему и к его творчеству?
Александр Коршунов: Впервые по-настоящему, в работе, я встретился с Островским в Малом театре, в своих первых ролях (Курчаев в «На всякого мудреца довольно простоты», Гаврила в «Горячем сердце», Елеся «Не было ни гроша, да вдруг алтын») и в первых режиссёрских работах — «Трудовой хлеб», «Пучина»...
С годами я всё больше влюбляюсь в Островского, удивляюсь его огромной душе и невероятному таланту, чудесному русскому языку и открываю всякий раз для себя нечто новое, глубокое и сокровенное...
Поскольку наш журнал посвящён музеям и сохранению исторического наследия, позвольте в завершение спросить: есть ли у вас любимый музей и почему именно он?
Александр Коршунов: В Москве это Третьяковская галерея. Я очень люблю живопись. Когда‑то в молодости много рисовал и даже подумывал, не стать ли художником. Есть ещё один музей, который меня маленького водила мама и куда я потом водил своих детей. Это Дом‑музей Виктора Васнецова. Чудесный, сказочный, удивительно тёплый. И ещё есть Щелыково — музей‑усадьба Александра Николаевича Островского, где он подолгу жил, творил, бродил по полям и лесам, дышал и где обрёл свой последний приют — подле церкви в Николо‑Бережках...
Попав в эти края больше 30 лет назад, наша семья навсегда прикипела к этому удивительному месту, здесь выросли наши дети и теперь растут внуки. Щелыково — это способ существования, это мироощущение, мировоззрение. Бывая здесь, мы всегда в один из дней идём в Дом Островского, не торопясь проходим по знакомым уютным комнатам: столовая, гостиная, кабинет Александра Николаевича, спальня Марьи Васильевны, библиотека... Очень хорошо здесь, светло, покойно, тепло... От дома вниз идёт длинная деревянная лестница, а там тропинка к родничку, островку, на котором Александр Николаевич любил удить рыбу на пруду, а дальше выход к реке Куекше...
[1] См.: Товстоногов Г. В поисках достоверности // Мир Музея. 2022. № 1. С. 40 – 42. Опубл. по: Товстоногов Г. В поисках достоверности // Советский музей. 1984. № 4. С. 73 – 74.
Печатается по: Драматург глазами актёра. Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Коршуновым // Мир Музея. 2023. № 4. С. 6 – 8.
См. также:
Закодировано всё! Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Дмитрием Козновым // Мир Музея. 2023. № 4. С. 14 – 16.
Максим Гуреев. Кровать Островского // Мир Музея. 2023. № 4. С. 25 – 27.
Максим Гуреев. Кровать Островского // Мир Музея. 2023. № 4. С. 25 – 27.