О собрании редких книг и рукописей рассказывает Александр Лифшиц — кандидат филологических наук, заведующий Отделом редких книг и рукописей Научной библиотеки Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Беседовала Ирина Дин (Хохолева).
Александр Львович, наш выпуск посвящён хранению сокровищ. Среди книг и рукописей тоже есть свои бриллианты и жемчужины. Для вас книги это сокровища?
Александр Лифшиц: Никогда бы не назвал книги и рукописи сокровищами. Иначе пришлось бы примерять на себя роль Скупого рыцаря, или капитана Флинта, или гнома. А может, хоббита, добравшегося до сердца Одинокой горы. Говорят, конечно, что иная библиотека — сокровищница, но это, на мой взгляд, не самая удачная метафора. Задача библиотеки и библиотекаря — хранить, а не скрывать.
Некоторые книги и рукописи представляют собой невероятную ценность иногда в прямом денежном выражении, но чаще — ценность, которую не вдруг поймёшь. Не всё то золото, что блестит, но и драгоценность блестит не всякая. Самая главная ценность — смыслы.
Есть смыслы, лежащие на поверхности: Библия Гутенберга, например: прекрасная книга, выдающийся памятник уму, предприимчивости, прозорливости, она первая, про неё много написано. У витрины будет толпиться народ. А какой‑нибудь лист со стихами о споре жизни и смерти, выпущенный в Любеке в конце XѴ столетия печатником Бартоломеем Готаном, известен в единственном экземпляре про него мало кто знает, но для учёного, специалиста, знатока он — удивительное чудо. Не должен был сохраниться — и уцелел. И ты вглядываешься в эту ксилографию, затаив дыхание.
Мне нравится она,
Как, вероятно, вам
чахоточная дева
Порою нравится...
А ещё смыслы имеют свойство со временем накапливаться. И чем больше ты понимаешь про рукопись или книгу, тем ценнее она оказывается. Но это же, увы, означает, что общая утрата смыслов в обществе приводит к утрате ценности книг, рукописей, да и вообще всего. Что толку в золоте на необитаемом острове?
Расскажите, пожалуйста, какие книги хранятся в Отделе редких и древних рукописей Научной библиотеки МГУ? Какой или какие экземпляры, на ваш взгляд, бесценны?
Александр Лифшиц: В Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки Московского университета — около полумиллиона единиц хранения. Это книги и целые библиотеки, рукописи, архивы, фонды графики. Самая ранняя — фрагмент грузинской рукописи ѴII века.
Самая ценная? «Апостол», переписанный в Константинополе в 1072 году, Евангелие начала XIII века из Ростова Великого, книги с автографами Н.М. Карамзина и В.А. Жуковского, портрет Пушкина, подписанный его рукой, писарская рукопись «Мёртвых душ» с правкой Гоголя, уникальные инкунабулы, русские издания XѴIII века, известные только в нашем собрании — да мало ли...
В чем заключается ваша работа с книгами?
Александр Лифшиц: В работе хранителя довольно много рутины. Книги, рукописи, архивные документы бывают востребованы читателями. Есть правила хранения, которые должны соблюдаться. Нужно решать, какая книга требует реставрации, какая — футляра. Исследователи определили автора книги, которая раньше была анонимной, — значит, нужно вносить уточнения. И в целом требования к точности описания возрастают. А какие‑то книги дошли до нас без титульного листа — попробуй определить, какое из десятков изданий сочинений Мартина Лютера ты держишь в руках. А рук не хватает, особенно профессиональных.
Но, разумеется, есть и исследовательская работа. Почти не преувеличу, если скажу, что в Отделе редких книг и рукописей каждая десятая книга — повод для научной статьи. Мы до сих пор недостаточно хорошо знаем историю русской книги. Да даже изученный вдоль и поперек «Апостол» Ивана Фёдорова — ещё одна очень знаменитая книга — до сих пор, как оказалось, скрывает в себе загадки.
Расскажите, пожалуйста, о специфике хранения древних рукописей и книг. Есть ли отличия в хранении книг от хранения других древних артефактов или произведений искусства?
Александр Лифшиц: Никогда не хранил скульптуру или живопись, не знаю, как хранят архитектурные памятники. Едва ли могу квалифицированно сказать, чем отличается хранение книг и рукописей. Думаю, в чём‑то принципы хранения общие. Старые вещи подобны старым людям. Они привыкают жить при какой‑то температуре и влажности, возможно, не идеальной, но перемена может оказаться вреднее. Книгам и рукописям, графике, архивным документам противопоказаны лишняя влажность, лишний свет, старые папки из кислого картона, пыль. Кстати, один из самых страшных врагов бумаги — канцелярский клей.
Мы стараемся, чтобы книги были доступны ещё многим поколениям читателей. Вроде бы удаётся.
На протяжении столетий для создания книг использовались разные материалы. Есть ли в вашей библиотеке рукописи или книги, созданные не на бумаге?
Александр Лифшиц: У нас нет папирусов или табличек ронго‑ронго, мы не храним берестяные грамоты. Наши фонды — бумага разного времени и разных свойств и пергамен. Телячья или овечья кожа рукописей очень гигроскопична. Иногда тонкий пергамен может деформироваться даже от тепла и влажности рук. Шкура вообще стремится принять естественную форму. Поэтому пергаменные рукописи должны храниться под некоторым давлением. Для этого реставраторами разработаны экзопереплёты — специальные конструкции, которые держат блок книги, если собственный переплёт не обеспечивает необходимого давления. К тому же очень важно соблюдать температурно‑влажностный режим.
Книги и рукописи могут поступить в библиотеку в разном состоянии. Кто занимается их реставрацией?
Александр Лифшиц: В библиотеке есть отдел реставрации, который занимается текущим ремонтом книг. В самом отделе работает замечательный специалист, виртуозно справляющийся со старыми повреждениями бумаги. У отдела давние дружеские связи с ведущими реставрационными учреждениями страны с Государственным научно‑исследовательским институтом реставрации и со знаменитыми Реставрационными мастерскими имени И.Э. Грабаря (ВХНРЦ). Именно там реставрируют наши самые сложные памятники. Надеюсь, в ближайшее время при содействии Союза мусульман России удастся провести реставрацию замечательной рукописи Корана рубежа XIѴ – XѴ веков, написанной, как считают, в Багдаде и долгое время хранившейся в знаменитом ауле Кубачи в Дагестане.
Но научная реставрация — долгий, трудоёмкий и дорогостоящий процесс. Увы, средств и специалистов катастрофически не хватает.
Есть ли экземпляры, пользование которыми ограничено? Оцифровываете ли вы такие книги и рукописи?
Александр Лифшиц: Конечно. Далеко не всё может быть выдано читателям. И, конечно, постепенно мы создаём охранные копии рукописей, книг. При этом, конечно, обращаем внимание на востребованность рукописи или издания. Скажем, уникальный список Славяно‑греко‑латинского словаря Епифания Славинецкого (ок. 1600 – 1675) представляет ценность для историков языка, к словарю будут обращаться неоднократно, поэтому создается его цифровая копия.
Может быть, вы храните истории о том, как книга или рукопись попали в вашу библиотеку?
Александр Лифшиц: Таких историй много. Вот, например, на полке стоит тонкая книжечка размером с ладонь. У неё нет выходных данных — только название: «Щастливое (так в тексте. — Прим. ред.) возвращение. Семейственная драма». В середине XIX века книжечка была переплетена, но на листах видны следы сгибов. Когда‑то её сложили вчетверо, как складывают что‑то ненужное. Это сыграло свою роль. Другие экземпляры книжечки неизвестны — она уникальна. Удалось выяснить, что незатейливая пьеса была сочинена родными М.И. Кутузова ко дню его возвращения домой после заключения мира с Турцией в 1793 году. Пьеса была сыграна супругой и дочками полководца. Участие в спектакле принимал Павел Иванович Голенищев‑Кутузов — племянник жены Михаила Илларионовича. Сочинение, очевидно, было напечатано в ничтожно малом числе экземпляров — домашнее представление не требовало большего — и попало в библиотеку университета, когда Павел Иванович Голенищев‑Кутузов стал его попечителем.
Или вот: в сейфе хранится фрагмент греческого Евангелия ѴIII века, на котором чернилами выведено: Cod. Tischendorfi 1. Это означает, что листы древнего пергамена в середине XIX столетия были первыми обнаружены Константином Тишендорфом (1815 – 1874) в монастыре Святой Екатерины на Синае, где великий немецкий учёный сделал свои выдающиеся открытия. Затем фрагменты хранились в библиотеке Лейпцигского университета, а в 1945 году среди других перемещённых ценностей оказались в Москве. Отдельная радость для меня — сообщить, что древняя книга не погибла в огне войны, а сохранилась, и учёные могут работать с ней.
Есть ли у вас есть любимая книга в собрании?
Александр Лифшиц: Есть любимая рукопись начала XѴ века. Это Евангелие — удивительный памятник древнерусской книжности, переписанный невероятно свободным и изысканно‑красивым почерком писца, который назвал себя Алексийко. По изяществу письма мало какой из древнерусских кодексов я могу сравнить с этой рукописью.
Но на самом деле любимая книга та, над которой думаешь сейчас. Возможно, это не очень профессионально, но отстранённо и холодно изучать книгу, рукопись, у меня не получается. Когда есть загадка, появляется азарт, а значит, ты становишься к книге неравнодушен.
Печатается по: «Старые вещи подобны старым людям». Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Лифшицем // Мир Музея. 2023. №10. С. 25 – 27.
На фото: Фрагмент греческого пергаменного Евангелия. Сер. VIII в. Первый из привезённых из монастыря Св. Екатерины на Синае Константином Тишендорфом. До 1945 г. хранился в библиотеке Лейпцигского университета.
Александр Львович, наш выпуск посвящён хранению сокровищ. Среди книг и рукописей тоже есть свои бриллианты и жемчужины. Для вас книги это сокровища?
Александр Лифшиц: Никогда бы не назвал книги и рукописи сокровищами. Иначе пришлось бы примерять на себя роль Скупого рыцаря, или капитана Флинта, или гнома. А может, хоббита, добравшегося до сердца Одинокой горы. Говорят, конечно, что иная библиотека — сокровищница, но это, на мой взгляд, не самая удачная метафора. Задача библиотеки и библиотекаря — хранить, а не скрывать.
Некоторые книги и рукописи представляют собой невероятную ценность иногда в прямом денежном выражении, но чаще — ценность, которую не вдруг поймёшь. Не всё то золото, что блестит, но и драгоценность блестит не всякая. Самая главная ценность — смыслы.
Есть смыслы, лежащие на поверхности: Библия Гутенберга, например: прекрасная книга, выдающийся памятник уму, предприимчивости, прозорливости, она первая, про неё много написано. У витрины будет толпиться народ. А какой‑нибудь лист со стихами о споре жизни и смерти, выпущенный в Любеке в конце XѴ столетия печатником Бартоломеем Готаном, известен в единственном экземпляре про него мало кто знает, но для учёного, специалиста, знатока он — удивительное чудо. Не должен был сохраниться — и уцелел. И ты вглядываешься в эту ксилографию, затаив дыхание.
Мне нравится она,
Как, вероятно, вам
чахоточная дева
Порою нравится...
А ещё смыслы имеют свойство со временем накапливаться. И чем больше ты понимаешь про рукопись или книгу, тем ценнее она оказывается. Но это же, увы, означает, что общая утрата смыслов в обществе приводит к утрате ценности книг, рукописей, да и вообще всего. Что толку в золоте на необитаемом острове?
Расскажите, пожалуйста, какие книги хранятся в Отделе редких и древних рукописей Научной библиотеки МГУ? Какой или какие экземпляры, на ваш взгляд, бесценны?
Александр Лифшиц: В Отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки Московского университета — около полумиллиона единиц хранения. Это книги и целые библиотеки, рукописи, архивы, фонды графики. Самая ранняя — фрагмент грузинской рукописи ѴII века.
Самая ценная? «Апостол», переписанный в Константинополе в 1072 году, Евангелие начала XIII века из Ростова Великого, книги с автографами Н.М. Карамзина и В.А. Жуковского, портрет Пушкина, подписанный его рукой, писарская рукопись «Мёртвых душ» с правкой Гоголя, уникальные инкунабулы, русские издания XѴIII века, известные только в нашем собрании — да мало ли...
В чем заключается ваша работа с книгами?
Александр Лифшиц: В работе хранителя довольно много рутины. Книги, рукописи, архивные документы бывают востребованы читателями. Есть правила хранения, которые должны соблюдаться. Нужно решать, какая книга требует реставрации, какая — футляра. Исследователи определили автора книги, которая раньше была анонимной, — значит, нужно вносить уточнения. И в целом требования к точности описания возрастают. А какие‑то книги дошли до нас без титульного листа — попробуй определить, какое из десятков изданий сочинений Мартина Лютера ты держишь в руках. А рук не хватает, особенно профессиональных.
Но, разумеется, есть и исследовательская работа. Почти не преувеличу, если скажу, что в Отделе редких книг и рукописей каждая десятая книга — повод для научной статьи. Мы до сих пор недостаточно хорошо знаем историю русской книги. Да даже изученный вдоль и поперек «Апостол» Ивана Фёдорова — ещё одна очень знаменитая книга — до сих пор, как оказалось, скрывает в себе загадки.
Расскажите, пожалуйста, о специфике хранения древних рукописей и книг. Есть ли отличия в хранении книг от хранения других древних артефактов или произведений искусства?
Александр Лифшиц: Никогда не хранил скульптуру или живопись, не знаю, как хранят архитектурные памятники. Едва ли могу квалифицированно сказать, чем отличается хранение книг и рукописей. Думаю, в чём‑то принципы хранения общие. Старые вещи подобны старым людям. Они привыкают жить при какой‑то температуре и влажности, возможно, не идеальной, но перемена может оказаться вреднее. Книгам и рукописям, графике, архивным документам противопоказаны лишняя влажность, лишний свет, старые папки из кислого картона, пыль. Кстати, один из самых страшных врагов бумаги — канцелярский клей.
Мы стараемся, чтобы книги были доступны ещё многим поколениям читателей. Вроде бы удаётся.
На протяжении столетий для создания книг использовались разные материалы. Есть ли в вашей библиотеке рукописи или книги, созданные не на бумаге?
Александр Лифшиц: У нас нет папирусов или табличек ронго‑ронго, мы не храним берестяные грамоты. Наши фонды — бумага разного времени и разных свойств и пергамен. Телячья или овечья кожа рукописей очень гигроскопична. Иногда тонкий пергамен может деформироваться даже от тепла и влажности рук. Шкура вообще стремится принять естественную форму. Поэтому пергаменные рукописи должны храниться под некоторым давлением. Для этого реставраторами разработаны экзопереплёты — специальные конструкции, которые держат блок книги, если собственный переплёт не обеспечивает необходимого давления. К тому же очень важно соблюдать температурно‑влажностный режим.
Книги и рукописи могут поступить в библиотеку в разном состоянии. Кто занимается их реставрацией?
Александр Лифшиц: В библиотеке есть отдел реставрации, который занимается текущим ремонтом книг. В самом отделе работает замечательный специалист, виртуозно справляющийся со старыми повреждениями бумаги. У отдела давние дружеские связи с ведущими реставрационными учреждениями страны с Государственным научно‑исследовательским институтом реставрации и со знаменитыми Реставрационными мастерскими имени И.Э. Грабаря (ВХНРЦ). Именно там реставрируют наши самые сложные памятники. Надеюсь, в ближайшее время при содействии Союза мусульман России удастся провести реставрацию замечательной рукописи Корана рубежа XIѴ – XѴ веков, написанной, как считают, в Багдаде и долгое время хранившейся в знаменитом ауле Кубачи в Дагестане.
Но научная реставрация — долгий, трудоёмкий и дорогостоящий процесс. Увы, средств и специалистов катастрофически не хватает.
Есть ли экземпляры, пользование которыми ограничено? Оцифровываете ли вы такие книги и рукописи?
Александр Лифшиц: Конечно. Далеко не всё может быть выдано читателям. И, конечно, постепенно мы создаём охранные копии рукописей, книг. При этом, конечно, обращаем внимание на востребованность рукописи или издания. Скажем, уникальный список Славяно‑греко‑латинского словаря Епифания Славинецкого (ок. 1600 – 1675) представляет ценность для историков языка, к словарю будут обращаться неоднократно, поэтому создается его цифровая копия.
Может быть, вы храните истории о том, как книга или рукопись попали в вашу библиотеку?
Александр Лифшиц: Таких историй много. Вот, например, на полке стоит тонкая книжечка размером с ладонь. У неё нет выходных данных — только название: «Щастливое (так в тексте. — Прим. ред.) возвращение. Семейственная драма». В середине XIX века книжечка была переплетена, но на листах видны следы сгибов. Когда‑то её сложили вчетверо, как складывают что‑то ненужное. Это сыграло свою роль. Другие экземпляры книжечки неизвестны — она уникальна. Удалось выяснить, что незатейливая пьеса была сочинена родными М.И. Кутузова ко дню его возвращения домой после заключения мира с Турцией в 1793 году. Пьеса была сыграна супругой и дочками полководца. Участие в спектакле принимал Павел Иванович Голенищев‑Кутузов — племянник жены Михаила Илларионовича. Сочинение, очевидно, было напечатано в ничтожно малом числе экземпляров — домашнее представление не требовало большего — и попало в библиотеку университета, когда Павел Иванович Голенищев‑Кутузов стал его попечителем.
Или вот: в сейфе хранится фрагмент греческого Евангелия ѴIII века, на котором чернилами выведено: Cod. Tischendorfi 1. Это означает, что листы древнего пергамена в середине XIX столетия были первыми обнаружены Константином Тишендорфом (1815 – 1874) в монастыре Святой Екатерины на Синае, где великий немецкий учёный сделал свои выдающиеся открытия. Затем фрагменты хранились в библиотеке Лейпцигского университета, а в 1945 году среди других перемещённых ценностей оказались в Москве. Отдельная радость для меня — сообщить, что древняя книга не погибла в огне войны, а сохранилась, и учёные могут работать с ней.
Есть ли у вас есть любимая книга в собрании?
Александр Лифшиц: Есть любимая рукопись начала XѴ века. Это Евангелие — удивительный памятник древнерусской книжности, переписанный невероятно свободным и изысканно‑красивым почерком писца, который назвал себя Алексийко. По изяществу письма мало какой из древнерусских кодексов я могу сравнить с этой рукописью.
Но на самом деле любимая книга та, над которой думаешь сейчас. Возможно, это не очень профессионально, но отстранённо и холодно изучать книгу, рукопись, у меня не получается. Когда есть загадка, появляется азарт, а значит, ты становишься к книге неравнодушен.
Печатается по: «Старые вещи подобны старым людям». Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Лифшицем // Мир Музея. 2023. №10. С. 25 – 27.
На фото: Фрагмент греческого пергаменного Евангелия. Сер. VIII в. Первый из привезённых из монастыря Св. Екатерины на Синае Константином Тишендорфом. До 1945 г. хранился в библиотеке Лейпцигского университета.
См. также:
Ирина Дин (Хохолева). Know how // Мир Музея. 2024. № 2. С. 54 – 55.
Ирина Дин (Хохолева). «Ноев ковчег на мели» // Мир Музея. 2023. № 8. С. 44 – 47.
Ирина Дин (Хохолева). Know how // Мир Музея. 2024. № 2. С. 54 – 55.
Ирина Дин (Хохолева). «Ноев ковчег на мели» // Мир Музея. 2023. № 8. С. 44 – 47.