О музыке С.В. Рахманинова рассказывает Анна Арзаманова, пианистка, музыковед, преподаватель Московской средней специальной музыкальной школы имени Гнесиных. Беседовала Ксения Сергазина.
- Анна Фёдоровна, спрошу Вас как преподавателя Гнесинки, музыковеда: что почитать о Рахманинове‑композиторе?
Анна Арзаманова: Есть книга гениального музыканта Юрия Владимировича Понизовкина [1], к сожалению, публике неизвестного. Юрий Владимирович был потомком знаменитого рода ярославских купцов. Один из его предков Никита Понизовкин, купец‑меценат, построил дом на берегу Волги и назвал его замком Понизовкина.
Когда Рахманинов совершал турне по Волге, он играл концерты в том числе в этом доме. Рояль, на котором играл Рахманинов в замке Понизовкина, сейчас хранится в Музыкальном училище Ярославля [2].
Ничего похожего на тему интерпретаций своих сочинений Рахманиновым не было написано. Это что‑то невероятное. Понизовкин слушал записи Сергея Васильевича, открывал ноты и отмечал. Всё, что Рахманинов исполнял, все оттенки, он помечал квадратными скобками, а всё, что было записано в нотах, но не исполнено композитором, — круглыми скобками. По этим пометам можно видеть, как Рахманинов редактировал собственные сочинения уже как исполнитель.
Есть письма Рахманинова. И есть замечательный двухтомник воспоминаний о Рахманинове [3].
- Сергей Васильевич для вас композитор, пианист, дирижёр? Кто больше и почему?
Анна Арзаманова: Больше всего и, пожалуй, лучше всего Рахманинов играл собственную музыку. Он прежде всего композитор.
Рахманинова можно сравнить с Листом: выдающийся композитор, выдающийся пианист. Рахманинов учился у Зилоти, который был учеником Листа. Такая лесенка протянулась к Рахманинову не случайно.
В России Рахманинов зарабатывал как композитор и как дирижёр — в Мамонтовской опере [4] и в Большом театре. Но Америка приняла его с распростёртыми объятиями в первую очередь как пианиста. Это был признанный, обеспеченный человек, коллекционировавший машины, любивший модные элегантные костюмы.
Как пианист он был в Америке, конечно, очень востребован: в 68 лет ещё играл концерты. Огромной энергии человек.
Говорят, ему легко было играть...
Анна Арзаманова: Это был гениально одарённый человек. С четырёх лет играл на рояле, стремился к познанию, дружил с многими людьми, напрямую не связанными именно с фортепиано. Одним из его духовных отцов, безусловно, был Пётр Ильич Чайковский. За дипломную работу Рахманинова — оперу «Алеко», которую тот сочинил в 20 лет, — Чайковский поставил «пятёрку» и со всех сторон пририсовал к ней плюсики. В одном из писем Рахманинов вспоминает, как к нему подошёл Чайковский с предложением сыграть «Иоланту» и «Алеко» вместе. Рахманинов был потрясён, что сам Пётр Ильич говорит ему: «Если Вы не возражаете...» И это вообще о нём: Рахманинов очень реагировал как на прекрасное, так и на трагическое.
- В чём специфика Рахманинова как композитора? Из чего складывался его личный стиль?
Анна Арзаманова: Рахманинов не был специфичен, и именно в этом его невероятное величие. На свою беду, он появился в самое революционное в искусстве время. Современниками Рахманинова были Горький, Блок, Маяковский, Серов, Врубель, Рерих, Скрябин, Прокофьев, Стравинский. Все они вписали золотом свои имена в историю. Многие ушли в революцию как в моду, были великими модниками. И история всё решила: остался Стравинский, остался Прокофьев, остался Скрябин. Они были новаторами. Рахманинов новатором, возможно, не был, он был укоренён в русской культуре. Наследник всех: и Глинки, и всей «Могучей кучки» [5], несомненно, Чайковского, Аренского... Он не встал к ним спиной, как сделал Скрябин. Скрябин — это отдельное дарование, человек, пришедший из космоса и туда же ушедший: у него нет ни последователей, ни предшественников, его невозможно скопировать. Рахманинова копируют сплошь и рядом.
Вы спросили, кто ему подражает. Ему подражают многие. Зачастую это перепевы, лишённые рахманиновской глубины, рахманиновского таланта. У него же всё было органично. Он не стремился быть революционером и всё равно им был в силу своего дарования. Однако его творчество — не манифест, не Дали и не Пикассо. И я считаю, что это фантастическое мужество — не пойти по этому пути.
Рахманинов корнями глубоко уходит в русскую музыкальную композиторскую школу. Его красота и благородство безупречны, они окрашены истинным патриотизмом. Он за свои средства отправлял в Россию помощь — еду и медикаменты, — в то время как советские газеты писали о нём: «Белый эмигрант, фашист Рахманинов». Он никогда не отказался от своей Родины, желал победы именно русским людям.
Творец, красота, благородство, патриотизм — его личность. Рахманинов — настоящий представитель истинного русского дворянства.
Ещё, мне кажется, важное свойство — мужество. Я чувствую, воспринимаю так: Бах — это мужчина, и Рахманинов — это мужчина. И так иногда жаль, что не могу я услышать их голоса, не могу ощутить пожатия руки, не могу увидеть блеска глаз. Какая потеря! Не дано мне было жить в то время...
- А вы играете Рахманинова?
Анна Арзаманова: Конечно. Немало играла. Я играла «Вариации на тему Корелли», например, сочинение американского периода.
Американских сочинений Рахманинова не столь много, но они очень интересные. И отличаются от русских глобально. В Америке он узнал, конечно, «чёрный» эпос, безусловно, его очень слышно во второй части Четвёртого концерта. Но дело даже не только в джазе. В Америке его фактура стала более графической. Исчезла живописность, если говорить языком живописи. Изобразительность, живописность российского периода, вероятно, была связана с национальным и с природой, это невозможно было разорвать, и это не удалось увезти с собой в Америку. Там был мир современного общества — мир купли‑продажи, деловых отношений. Рахманинов много узнал нового, много приобрёл.
В Четвёртом концерте, в «Вариациях на тему Корелли», в «Рапсодии на тему Паганини», в «Симфонических танцах» слышны элементы другой культуры, как в тканях бывают вкрапления другой канвы. Но живописности не осталось. Мудрости больше, трагизма, светлые интонации редки, надежды юности растаяли. Рахманинов жил в Америке очень благополучно, но музыка рождалась иная...
- А технически? Легче или сложнее играть американские произведения Рахманинова?
Анна Арзаманова: Нет такого. И там, и там трудно. Это грандиозный виртуоз. Всё это он сам играл — у него были очень крупные руки. Брал от «до» до «соль» следующей октавы. Многим приходится перекладывать его фактуру под себя.
- Были ли у Рахманинова ученики?
Анна Арзаманова: Рахманинов имел частных учеников в юности, ради заработка. Как правило, исполнительство и педагогика мало совместимы. Какие ученики у Плетнёва? У Рихтера? Человек, который тратится на педагогическую работу, отдаёт ученикам невероятное количество идей. Я, например, не просто учу, я отдаю свою интеллектуальную собственность. Кстати, в прошлом году мой ученик Иван Чепкин стал победителем конкурса имени С.В. Рахманинова в Великом Новгороде.
О себе
Я потомственный музыкант. Моя дочь — оперная певица. И, кстати, среди прочего пела целый концерт Рахманинова.
Родители были профессиональными музыкантами, окончили институт имени Гнесиных. Папа был проректором по науке и научно‑методической работе, заведующим кафедрой. Он окончил фортепианный факультет у Бориса Моисеевича Берлина (1906 – 1995). Мама была чистая пианистка. Она училась у Самуила Евгеньевича Фейнберга (1890 – 1962). Это небожитель. Рахманинова он как раз практически не играл.
Мои бабушки и дедушки тоже были музыкальные, но образовывались сами. Дедушка играл на всех инструментах — струнных, духовых, клавишных. В Давлеканове, где была целая немецкая деревня, он образовал оркестр. Другой дедушка, по армянской линии, был страшный меломан. От корки до корки знал все оперы, его жена играла в каком‑то джазовом оркестре на барабане. Я на неё, говорят, очень похожа всем. У моего брата абсолютный слух, он всегда очень любил слушать музыку, но стал архитектором.
Я училась у Ирины Сергеевны Радзевич. У нас был очень сильный фортепианный факультет. Был костяк педагогов старой хорошей школы, которые учились у самой Е.Ф. Гнесиной. Так что я вмузыкальном смысле, с одной стороны, потомок Файнберга, с другой — Гнесиной.
[1] Понизовкин Ю.В. Рахманинов — пианист, интерпретатор собственных произведений. М., 1965
[2] В Москве есть ещё один рояль, на котором играл Рахманинов. Хранится в доме Рахманинова на Большой Ордынке (сейчас там концертный зал).
[3] Воспоминания о Рахманинове. В 2‑х тт. М., 1973.
[4] Частная опера Мамонтова — театр, в котором трудились композиторы Н.А. Римский‑Корсаков и С.В. Рахманинов, а также художники В.Д. Поленов, братья В.М. и А.М. Васнецовы, К.А. Коровин, В.А. Серов, М.А. Врубель.
[5] В «Могучую кучку» — содружество русских композиторов в Петербурге 1850 – 1860‑х — входили М.А. Балакирев, М.П. Мусоргский, А.П. Бородин, Н.А. Римский‑Корсаков, Ц.А. Кюи. Все они считали себя наследниками М.И. Глинки.
Печатается по: Наследник «Могучей кучки». Беседа Ксении Сергазиной с Анной Арзамановой // Мир Музея. 2023. № 4. С. 46 – 48.
- Анна Фёдоровна, спрошу Вас как преподавателя Гнесинки, музыковеда: что почитать о Рахманинове‑композиторе?
Анна Арзаманова: Есть книга гениального музыканта Юрия Владимировича Понизовкина [1], к сожалению, публике неизвестного. Юрий Владимирович был потомком знаменитого рода ярославских купцов. Один из его предков Никита Понизовкин, купец‑меценат, построил дом на берегу Волги и назвал его замком Понизовкина.
Когда Рахманинов совершал турне по Волге, он играл концерты в том числе в этом доме. Рояль, на котором играл Рахманинов в замке Понизовкина, сейчас хранится в Музыкальном училище Ярославля [2].
Ничего похожего на тему интерпретаций своих сочинений Рахманиновым не было написано. Это что‑то невероятное. Понизовкин слушал записи Сергея Васильевича, открывал ноты и отмечал. Всё, что Рахманинов исполнял, все оттенки, он помечал квадратными скобками, а всё, что было записано в нотах, но не исполнено композитором, — круглыми скобками. По этим пометам можно видеть, как Рахманинов редактировал собственные сочинения уже как исполнитель.
Есть письма Рахманинова. И есть замечательный двухтомник воспоминаний о Рахманинове [3].
- Сергей Васильевич для вас композитор, пианист, дирижёр? Кто больше и почему?
Анна Арзаманова: Больше всего и, пожалуй, лучше всего Рахманинов играл собственную музыку. Он прежде всего композитор.
Рахманинова можно сравнить с Листом: выдающийся композитор, выдающийся пианист. Рахманинов учился у Зилоти, который был учеником Листа. Такая лесенка протянулась к Рахманинову не случайно.
В России Рахманинов зарабатывал как композитор и как дирижёр — в Мамонтовской опере [4] и в Большом театре. Но Америка приняла его с распростёртыми объятиями в первую очередь как пианиста. Это был признанный, обеспеченный человек, коллекционировавший машины, любивший модные элегантные костюмы.
Как пианист он был в Америке, конечно, очень востребован: в 68 лет ещё играл концерты. Огромной энергии человек.
Говорят, ему легко было играть...
Анна Арзаманова: Это был гениально одарённый человек. С четырёх лет играл на рояле, стремился к познанию, дружил с многими людьми, напрямую не связанными именно с фортепиано. Одним из его духовных отцов, безусловно, был Пётр Ильич Чайковский. За дипломную работу Рахманинова — оперу «Алеко», которую тот сочинил в 20 лет, — Чайковский поставил «пятёрку» и со всех сторон пририсовал к ней плюсики. В одном из писем Рахманинов вспоминает, как к нему подошёл Чайковский с предложением сыграть «Иоланту» и «Алеко» вместе. Рахманинов был потрясён, что сам Пётр Ильич говорит ему: «Если Вы не возражаете...» И это вообще о нём: Рахманинов очень реагировал как на прекрасное, так и на трагическое.
- В чём специфика Рахманинова как композитора? Из чего складывался его личный стиль?
Анна Арзаманова: Рахманинов не был специфичен, и именно в этом его невероятное величие. На свою беду, он появился в самое революционное в искусстве время. Современниками Рахманинова были Горький, Блок, Маяковский, Серов, Врубель, Рерих, Скрябин, Прокофьев, Стравинский. Все они вписали золотом свои имена в историю. Многие ушли в революцию как в моду, были великими модниками. И история всё решила: остался Стравинский, остался Прокофьев, остался Скрябин. Они были новаторами. Рахманинов новатором, возможно, не был, он был укоренён в русской культуре. Наследник всех: и Глинки, и всей «Могучей кучки» [5], несомненно, Чайковского, Аренского... Он не встал к ним спиной, как сделал Скрябин. Скрябин — это отдельное дарование, человек, пришедший из космоса и туда же ушедший: у него нет ни последователей, ни предшественников, его невозможно скопировать. Рахманинова копируют сплошь и рядом.
Вы спросили, кто ему подражает. Ему подражают многие. Зачастую это перепевы, лишённые рахманиновской глубины, рахманиновского таланта. У него же всё было органично. Он не стремился быть революционером и всё равно им был в силу своего дарования. Однако его творчество — не манифест, не Дали и не Пикассо. И я считаю, что это фантастическое мужество — не пойти по этому пути.
Рахманинов корнями глубоко уходит в русскую музыкальную композиторскую школу. Его красота и благородство безупречны, они окрашены истинным патриотизмом. Он за свои средства отправлял в Россию помощь — еду и медикаменты, — в то время как советские газеты писали о нём: «Белый эмигрант, фашист Рахманинов». Он никогда не отказался от своей Родины, желал победы именно русским людям.
Творец, красота, благородство, патриотизм — его личность. Рахманинов — настоящий представитель истинного русского дворянства.
Ещё, мне кажется, важное свойство — мужество. Я чувствую, воспринимаю так: Бах — это мужчина, и Рахманинов — это мужчина. И так иногда жаль, что не могу я услышать их голоса, не могу ощутить пожатия руки, не могу увидеть блеска глаз. Какая потеря! Не дано мне было жить в то время...
- А вы играете Рахманинова?
Анна Арзаманова: Конечно. Немало играла. Я играла «Вариации на тему Корелли», например, сочинение американского периода.
Американских сочинений Рахманинова не столь много, но они очень интересные. И отличаются от русских глобально. В Америке он узнал, конечно, «чёрный» эпос, безусловно, его очень слышно во второй части Четвёртого концерта. Но дело даже не только в джазе. В Америке его фактура стала более графической. Исчезла живописность, если говорить языком живописи. Изобразительность, живописность российского периода, вероятно, была связана с национальным и с природой, это невозможно было разорвать, и это не удалось увезти с собой в Америку. Там был мир современного общества — мир купли‑продажи, деловых отношений. Рахманинов много узнал нового, много приобрёл.
В Четвёртом концерте, в «Вариациях на тему Корелли», в «Рапсодии на тему Паганини», в «Симфонических танцах» слышны элементы другой культуры, как в тканях бывают вкрапления другой канвы. Но живописности не осталось. Мудрости больше, трагизма, светлые интонации редки, надежды юности растаяли. Рахманинов жил в Америке очень благополучно, но музыка рождалась иная...
- А технически? Легче или сложнее играть американские произведения Рахманинова?
Анна Арзаманова: Нет такого. И там, и там трудно. Это грандиозный виртуоз. Всё это он сам играл — у него были очень крупные руки. Брал от «до» до «соль» следующей октавы. Многим приходится перекладывать его фактуру под себя.
- Были ли у Рахманинова ученики?
Анна Арзаманова: Рахманинов имел частных учеников в юности, ради заработка. Как правило, исполнительство и педагогика мало совместимы. Какие ученики у Плетнёва? У Рихтера? Человек, который тратится на педагогическую работу, отдаёт ученикам невероятное количество идей. Я, например, не просто учу, я отдаю свою интеллектуальную собственность. Кстати, в прошлом году мой ученик Иван Чепкин стал победителем конкурса имени С.В. Рахманинова в Великом Новгороде.
О себе
Я потомственный музыкант. Моя дочь — оперная певица. И, кстати, среди прочего пела целый концерт Рахманинова.
Родители были профессиональными музыкантами, окончили институт имени Гнесиных. Папа был проректором по науке и научно‑методической работе, заведующим кафедрой. Он окончил фортепианный факультет у Бориса Моисеевича Берлина (1906 – 1995). Мама была чистая пианистка. Она училась у Самуила Евгеньевича Фейнберга (1890 – 1962). Это небожитель. Рахманинова он как раз практически не играл.
Мои бабушки и дедушки тоже были музыкальные, но образовывались сами. Дедушка играл на всех инструментах — струнных, духовых, клавишных. В Давлеканове, где была целая немецкая деревня, он образовал оркестр. Другой дедушка, по армянской линии, был страшный меломан. От корки до корки знал все оперы, его жена играла в каком‑то джазовом оркестре на барабане. Я на неё, говорят, очень похожа всем. У моего брата абсолютный слух, он всегда очень любил слушать музыку, но стал архитектором.
Я училась у Ирины Сергеевны Радзевич. У нас был очень сильный фортепианный факультет. Был костяк педагогов старой хорошей школы, которые учились у самой Е.Ф. Гнесиной. Так что я вмузыкальном смысле, с одной стороны, потомок Файнберга, с другой — Гнесиной.
[1] Понизовкин Ю.В. Рахманинов — пианист, интерпретатор собственных произведений. М., 1965
[2] В Москве есть ещё один рояль, на котором играл Рахманинов. Хранится в доме Рахманинова на Большой Ордынке (сейчас там концертный зал).
[3] Воспоминания о Рахманинове. В 2‑х тт. М., 1973.
[4] Частная опера Мамонтова — театр, в котором трудились композиторы Н.А. Римский‑Корсаков и С.В. Рахманинов, а также художники В.Д. Поленов, братья В.М. и А.М. Васнецовы, К.А. Коровин, В.А. Серов, М.А. Врубель.
[5] В «Могучую кучку» — содружество русских композиторов в Петербурге 1850 – 1860‑х — входили М.А. Балакирев, М.П. Мусоргский, А.П. Бородин, Н.А. Римский‑Корсаков, Ц.А. Кюи. Все они считали себя наследниками М.И. Глинки.
Печатается по: Наследник «Могучей кучки». Беседа Ксении Сергазиной с Анной Арзамановой // Мир Музея. 2023. № 4. С. 46 – 48.
См. также:
Хрустальная часовня. Беседа Ирины Новосёловой с Ольгой Косибород // Мир Музея. 2023. №4. С. 49 – 51.
Ахметьева В. «Термен играет Глюка на вольтметре!» // Мир Музея. 2023. №8. С. 40 – 42.
Дин (Хохолева) И. Музыка на службе астрономии // Мир Музея. 2023. №2. С. 13 – 15.
Хрустальная часовня. Беседа Ирины Новосёловой с Ольгой Косибород // Мир Музея. 2023. №4. С. 49 – 51.
Ахметьева В. «Термен играет Глюка на вольтметре!» // Мир Музея. 2023. №8. С. 40 – 42.
Дин (Хохолева) И. Музыка на службе астрономии // Мир Музея. 2023. №2. С. 13 – 15.