Ровно 20 лет назад, в 2004 году, в Кабул был срочно вызван российский археолог с мировым именем Виктор Иванович Сарианиди. Необходимо было подтвердить подлинность одного из самых крупных золотых кладов ХХ века, потерянного, казалось, навсегда. Коллекцию эту Виктор Иванович лично сдавал в Национальный музей Кабула в 1979 году, а затем доступ в Афганистан полностью закрылся.
По рассказам директора Национального музея Афганистана Омар Хана Массуди, музей был разграблен во время вооружённых конфликтов, а сокровища спасло то, что их перенесли в секретные сейфы Банка Афганистана. Только владельцы пяти ключей могли одновременно открыть это хранилище, и если кто‑то из них умирал, ключ переходил по наследству его старшему сыну.
О том, как происходили раскопки Золотого Холма — Тилля Тепе в 1978 –
1979 годах, написал сам Виктор Сарианиди в книге «Афганистан: сокровища безымянных царей». [1]
Кабул встретил нас чудесной солнечной погодой и благожелательными улыбками обслуживающего персонала аэропорта. Среди находок того, казалось бы, обычного рабочего дня была одна, которая хотя и привлекла наше внимание, но по достоинству оценить её мы тогда не сумели. Это были обломки заржавевших железных полос с торчащими из них железными же гвоздями. Одна из таких полос, согнутая под прямым углом, напоминала скобу, некогда прибитую гвоздями к доскам.
Весь следующий день, 13 ноября, опять шёл дождь, и ни о каких раскопках не могло быть и речи. А 15 ноября в Кабуле открывался Международный кушанский семинар, так что уже рано утром 14 ноября я выехал в Кабул. Открытие семинара было обставлено с необыкновенной помпой. Печать, радио и телевидение комментировали его работу. И именно 15 ноября 1978 года, когда в Кабуле в конференц‑зале ультрасовременного здания «Радио» состоялось официальное открытие семинара, в пригороде Шибиргана советскими и афганскими археологами было сделано выдающееся открытие в мировой кушанистике. В тот пасмурный день на Тилля‑Тепе продолжали раскоп западного фаса крепости.
Советский археолог Зафар Хакимов и его афганский коллега Абдул Хабиб Азами, наблюдавшие за этим участком работ, одновременно заметили, как в лопате одного из рабочих жёлтым пятном блеснула какая‑то находка — среди рыхлой земли на лопате лежал золотой диск размером с пятикопеечную монету.
Позвали руководителя работ Теркеша Ходжаниязова. Немедленно работы на западном участке были приостановлены, рабочие переведены на другой раскоп, а Зафар и Абдул Хабиб принялись осторожно зачищать то место, где был найден золотой диск. Вскоре под щётками, кисточками и совками стали появляться плохо сохранившиеся кости, а затем и полуразрушенный человеческий череп. Стало ясно, что открыто древнее захоронение с незаурядными погребальными приношениями.
Теркеш в это время тщательно пересматривал кучку земли, которую рабочий набросал из раскопа в течение двух предыдущих дней. Труд Теркеша оказался не напрасным. В отброшенной земле было обнаружено 164 золотые бляшки, которые преспокойно пролежали здесь без всякого присмотра с 13 ноября! Но дальше так продолжаться не могло. Сразу же в известность были поставлены местные власти, и вскоре военизированная охрана заняла пост на Тилля‑Тепе.
Сначала это были сменяемые посты, но после обнаружения новых могил на раскопы провели электричество, установили прожекторы, пригнали два полевых вагончика, и в них жили 15 – 20 солдат военизированной охраны, которая несла круглосуточное дежурство.
О находке сообщили в Кабул, и уже 18 ноября я выехал на место раскопок.
К Тилля‑Тепе мы приехали в середине пасмурного осеннего дня.
Свернув с асфальтового шоссе на дорогу к Тилля‑Тепе, мы увидели, что у холма стоит много грузовых машин, пассажиры которых плотным кольцом окружили место раскопок. В дальнейшем это будет наиболее типичная картина, и в те редкие дни, когда посетителей было мало, мы чувствовали себя несколько потерянными и забытыми.
Исключая хладнокровного, невозмутимого во всех случаях жизни Теркеша, который продолжал руководить раскопками храма на Тилля‑Тепе, все остальные, сгрудившись вокруг одного скелета, в меру сил и возможностей расчищали его. На следующий день после нашего приезда из досок и фанеры над погребением соорудили «домик», под которым расположился со своими инструментами экспедиционный реставратор Владимир Бурый. Из дощечек были сбиты ящички для инструментов, химикатов — словом, оборудовали полевую лабораторию, и в ней с утра до вечера усердно трудились два местных туркмена Чары и Гафур‑ага.
Каждая бляшка осторожно промывалась в спиртовом растворе, зарисовывалась и измерялась. Шла утомительная, кропотливая работа, в результате которой Владимиру Бурому вместе с его сотрудниками удалось воссоздать первоначальную картину захоронения. <...>
Пришлось коренным образом пересмотреть всю нашу систему регистрации и хранения находок. Теперь в конце каждого рабочего дня все извлечённые из захоронения украшения тщательно описывались, протоколировались и учитывались в специальной описи. Уставшие, голодные, замёрзшие археологи вместо того, чтобы спешить в домашнее тепло, по несколько раз пересчитывали десятки, а чаще сотни однотипных золотых бляшек. Очень часто мелкие, размером в копейку, бляшки непроизвольно западали одна в другую, вместо двух получалась одна, и итоговая сумма не совпадала, а ведь нередко нужно было пересчитать и запротоколировать до 300 – 400 бляшек.
Когда утихли первые восторги по поводу «золотого» погребения, были продолжены общие раскопки древнего храма на Тилля‑Тепе. Уже 18 ноября в траншее, заложенной вдоль северного фаса крепости, появился венчик металлического сосуда и вместе с ним — надежда на обнаружение второго погребения. Однако уже через день — 20 ноября — мне пришлось снова выехать в Кабул, где продолжался Кушанский семинар. Я ознакомил делегатов семинара с золотыми находками — первая реакция была достаточно сдержанной, и лишь директор французской археологической миссии Поль Бернар, искренне поздравив меня, сказал: «Виктор, я уже 15 лет копаю Ай‑Ханум, но не встретил ещё ни одного неразграбленного захоронения».
Вечером 24 ноября я вернулся в Шибирган, а на следующее утро мы с Абдул Хабибом приступили к исследованию металлического сосуда, что крутым боком торчал в обрезе траншеи. Умудрённые печальным опытом случайного обнаружения первого захоронения, когда из‑за невольного разрушения могильной ямы многие наблюдения не могли быть сделаны, мы теперь проявили максимум осторожности. Для начала наверху траншеи, над металлическим сосудом расчистили площадку, на которой после тщательной зачистки появилось прямоугольное «пятно», отличающееся по цвету и плотности от остальной земли. Впервые с документальной точностью стало ясно устройство могильных сооружений на Тилля‑Тепе. <...>
Около полутора месяцев понадобилось нам, чтобы расчистить, зафиксировать на плане, закрепить на месте, извлечь из могилы в общей сложности свыше четырёх тысяч золотых единиц наименований.
Сказочные богатства третьего захоронения и золотая корона на голове погребённого — убедительные доказательства того, что это могила царя или царицы или одного из первых царевичей новой, нарождающейся династии. <...>
К сожалению, экспедиционного фотографа у нас не было, и все снимки были сделаны любителями‑фотографами А. Черноиваном и В. Кошелевым (советские специалисты, работавшие в Шибиргане). В их задачу входило снять каждую без исключения находку на узкую чёрно‑белую и узкую и широкую цветную плёнки. Для этого приходилось по несколько раз в разных ракурсах фотографировать одну и ту же вещь. После фотофиксации вещи вновь возвращались мне, и я вновь передавал их теперь уже для официальной музейной описи специальному представителю института археологии Афганистана.
Если учесть, что одновременно расчищались два, а то и три погребения, то можно представить, какие трудности вставали перед нами. Уже вскоре я убедился, что если буду пунктуально следовать мною же установленной системе, то у меня только‑только хватит времени на то, чтобы сверять наличие сотен и тысяч бляшек с инвентаризационной описью. А мне предстояло ещё составить сводный каталог.
И я сделал, пожалуй, самый смелый и решительный шаг в своей жизни — всё было поставлено на доверие. И должен сказать, что при таком фантастическом обилии мелких золотых изделий, нередко размером в полкопейки, не было потеряно ни одной единицы. Всё в конечном счёте с абсолютной точностью совпало с инвентаризационной описью.
Но чего это стоило сотрудникам экспедиции! После тяжёлого рабочего дня в узкой сырой шахте‑могиле на глубине в два метра нужно было пересчитать все находки, которые в этот день были сняты с костяка. Как правило, каждую могилу курировали два сотрудника — сначала все находки пересчитывал один, а потом другой, — и только убедившись в точности подсчёта, они могли ехать домой. В среднем приходилось пересчитывать до 200 – 300 единиц наименований. <...>
То ли дело обычные раскопки с обычными находками — неделями лежат черепки в полевом музее рядом с раскопом, и никому не придёт мысль пересчитывать и тем более охранять их.
Когда было обнаружено и частично расчищено второе погребение, стало ясно, что экспедиция нашла царские захоронения — редчайший случай в археологической практике.
Несметное множество однотипных золотых бляшек и подвесок, такие шедевры древнего искусства, как подвески «государь и драконы», перстни с интальями, китайские зеркала и золотая фигурка Афродиты Кушанской — всё свидетельствовало о выдающемся открытии советских и афганских археологов, которое впоследствии многие ведущие газеты мира назовут «открытием века».
И, конечно же, ни морально, ни тем более технически мы не были готовы к такому открытию. Не хватало всего — начиная от скальпелей и пинцетов и кончая коробочками для находок.
К счастью, советские врачи, работавшие в Шибиргане, сразу же оказали нам посильную помощь. Тонкие медицинские инструменты мы приспособили для расчистки находок. Особенно опустошительный набег мы совершили на кабинет зубного врача Андроника Мкртычяна, забрав у него не только пригодный для нас стоматологический инструментарий, но и коробочки для хранения зубных буров. В сейфах Кабульского музея в этих картонных, обтянутых дерматином коробочках с закрывающимися на крючок крышками до сих пор хранятся драгоценные находки. <...>
Рустаму [Сулейманову] официально было предложено возглавить раскопки четвёртого захоронения. <...>
Пятое захоронение было обнаружено, когда ещё только заканчивалась расчистка третьего погребения и в самом разгаре было исследование четвёртого. <...>
И в довершение всего, как роковой удар судьбы, — на западном фасе храма «вылезло» шестое захоронение! <...>
Нам сообщили, что Академия наук СССР продлила срок работы экспедиции и письменное решение уже выслано. <...>
До моего отъезда оставалась ровно неделя. Новое, седьмое захоронение!
Но эмоции эмоциями, а профессиональный долг заставил нас руководствоваться здравым смыслом. Мы не могли, подобно «джентльменам удачи», вскрыть могилу только для того, чтобы извлечь погребальные украшения, а на подлинно научные раскопки времени не оставалось. На Тилля‑Тепе устанавливается постоянный пост военизированной охраны, который должен нас ожидать до следующего полевого сезона. Последующая политическая ситуация внесёт коррективы в наши планы, но, оглядываясь назад, мы должны подтвердить правильность принятого решения.
Итак, в шести захоронениях мы обнаружили около 20 тысяч золотых изделий. Ничего подобного не знала мировая археологическая практика в этой части Азии.
Текст подготовила Дарья Сабинина.
[1] Сарианиди В.И. Афганистан: сокровища безымянных царей. М.: Наука, 1983.
О том, как происходили раскопки Золотого Холма — Тилля Тепе в 1978 –
1979 годах, написал сам Виктор Сарианиди в книге «Афганистан: сокровища безымянных царей». [1]
Кабул встретил нас чудесной солнечной погодой и благожелательными улыбками обслуживающего персонала аэропорта. Среди находок того, казалось бы, обычного рабочего дня была одна, которая хотя и привлекла наше внимание, но по достоинству оценить её мы тогда не сумели. Это были обломки заржавевших железных полос с торчащими из них железными же гвоздями. Одна из таких полос, согнутая под прямым углом, напоминала скобу, некогда прибитую гвоздями к доскам.
Весь следующий день, 13 ноября, опять шёл дождь, и ни о каких раскопках не могло быть и речи. А 15 ноября в Кабуле открывался Международный кушанский семинар, так что уже рано утром 14 ноября я выехал в Кабул. Открытие семинара было обставлено с необыкновенной помпой. Печать, радио и телевидение комментировали его работу. И именно 15 ноября 1978 года, когда в Кабуле в конференц‑зале ультрасовременного здания «Радио» состоялось официальное открытие семинара, в пригороде Шибиргана советскими и афганскими археологами было сделано выдающееся открытие в мировой кушанистике. В тот пасмурный день на Тилля‑Тепе продолжали раскоп западного фаса крепости.
Советский археолог Зафар Хакимов и его афганский коллега Абдул Хабиб Азами, наблюдавшие за этим участком работ, одновременно заметили, как в лопате одного из рабочих жёлтым пятном блеснула какая‑то находка — среди рыхлой земли на лопате лежал золотой диск размером с пятикопеечную монету.
Позвали руководителя работ Теркеша Ходжаниязова. Немедленно работы на западном участке были приостановлены, рабочие переведены на другой раскоп, а Зафар и Абдул Хабиб принялись осторожно зачищать то место, где был найден золотой диск. Вскоре под щётками, кисточками и совками стали появляться плохо сохранившиеся кости, а затем и полуразрушенный человеческий череп. Стало ясно, что открыто древнее захоронение с незаурядными погребальными приношениями.
Теркеш в это время тщательно пересматривал кучку земли, которую рабочий набросал из раскопа в течение двух предыдущих дней. Труд Теркеша оказался не напрасным. В отброшенной земле было обнаружено 164 золотые бляшки, которые преспокойно пролежали здесь без всякого присмотра с 13 ноября! Но дальше так продолжаться не могло. Сразу же в известность были поставлены местные власти, и вскоре военизированная охрана заняла пост на Тилля‑Тепе.
Сначала это были сменяемые посты, но после обнаружения новых могил на раскопы провели электричество, установили прожекторы, пригнали два полевых вагончика, и в них жили 15 – 20 солдат военизированной охраны, которая несла круглосуточное дежурство.
О находке сообщили в Кабул, и уже 18 ноября я выехал на место раскопок.
К Тилля‑Тепе мы приехали в середине пасмурного осеннего дня.
Свернув с асфальтового шоссе на дорогу к Тилля‑Тепе, мы увидели, что у холма стоит много грузовых машин, пассажиры которых плотным кольцом окружили место раскопок. В дальнейшем это будет наиболее типичная картина, и в те редкие дни, когда посетителей было мало, мы чувствовали себя несколько потерянными и забытыми.
Исключая хладнокровного, невозмутимого во всех случаях жизни Теркеша, который продолжал руководить раскопками храма на Тилля‑Тепе, все остальные, сгрудившись вокруг одного скелета, в меру сил и возможностей расчищали его. На следующий день после нашего приезда из досок и фанеры над погребением соорудили «домик», под которым расположился со своими инструментами экспедиционный реставратор Владимир Бурый. Из дощечек были сбиты ящички для инструментов, химикатов — словом, оборудовали полевую лабораторию, и в ней с утра до вечера усердно трудились два местных туркмена Чары и Гафур‑ага.
Каждая бляшка осторожно промывалась в спиртовом растворе, зарисовывалась и измерялась. Шла утомительная, кропотливая работа, в результате которой Владимиру Бурому вместе с его сотрудниками удалось воссоздать первоначальную картину захоронения. <...>
Пришлось коренным образом пересмотреть всю нашу систему регистрации и хранения находок. Теперь в конце каждого рабочего дня все извлечённые из захоронения украшения тщательно описывались, протоколировались и учитывались в специальной описи. Уставшие, голодные, замёрзшие археологи вместо того, чтобы спешить в домашнее тепло, по несколько раз пересчитывали десятки, а чаще сотни однотипных золотых бляшек. Очень часто мелкие, размером в копейку, бляшки непроизвольно западали одна в другую, вместо двух получалась одна, и итоговая сумма не совпадала, а ведь нередко нужно было пересчитать и запротоколировать до 300 – 400 бляшек.
Когда утихли первые восторги по поводу «золотого» погребения, были продолжены общие раскопки древнего храма на Тилля‑Тепе. Уже 18 ноября в траншее, заложенной вдоль северного фаса крепости, появился венчик металлического сосуда и вместе с ним — надежда на обнаружение второго погребения. Однако уже через день — 20 ноября — мне пришлось снова выехать в Кабул, где продолжался Кушанский семинар. Я ознакомил делегатов семинара с золотыми находками — первая реакция была достаточно сдержанной, и лишь директор французской археологической миссии Поль Бернар, искренне поздравив меня, сказал: «Виктор, я уже 15 лет копаю Ай‑Ханум, но не встретил ещё ни одного неразграбленного захоронения».
Вечером 24 ноября я вернулся в Шибирган, а на следующее утро мы с Абдул Хабибом приступили к исследованию металлического сосуда, что крутым боком торчал в обрезе траншеи. Умудрённые печальным опытом случайного обнаружения первого захоронения, когда из‑за невольного разрушения могильной ямы многие наблюдения не могли быть сделаны, мы теперь проявили максимум осторожности. Для начала наверху траншеи, над металлическим сосудом расчистили площадку, на которой после тщательной зачистки появилось прямоугольное «пятно», отличающееся по цвету и плотности от остальной земли. Впервые с документальной точностью стало ясно устройство могильных сооружений на Тилля‑Тепе. <...>
Около полутора месяцев понадобилось нам, чтобы расчистить, зафиксировать на плане, закрепить на месте, извлечь из могилы в общей сложности свыше четырёх тысяч золотых единиц наименований.
Сказочные богатства третьего захоронения и золотая корона на голове погребённого — убедительные доказательства того, что это могила царя или царицы или одного из первых царевичей новой, нарождающейся династии. <...>
К сожалению, экспедиционного фотографа у нас не было, и все снимки были сделаны любителями‑фотографами А. Черноиваном и В. Кошелевым (советские специалисты, работавшие в Шибиргане). В их задачу входило снять каждую без исключения находку на узкую чёрно‑белую и узкую и широкую цветную плёнки. Для этого приходилось по несколько раз в разных ракурсах фотографировать одну и ту же вещь. После фотофиксации вещи вновь возвращались мне, и я вновь передавал их теперь уже для официальной музейной описи специальному представителю института археологии Афганистана.
Если учесть, что одновременно расчищались два, а то и три погребения, то можно представить, какие трудности вставали перед нами. Уже вскоре я убедился, что если буду пунктуально следовать мною же установленной системе, то у меня только‑только хватит времени на то, чтобы сверять наличие сотен и тысяч бляшек с инвентаризационной описью. А мне предстояло ещё составить сводный каталог.
И я сделал, пожалуй, самый смелый и решительный шаг в своей жизни — всё было поставлено на доверие. И должен сказать, что при таком фантастическом обилии мелких золотых изделий, нередко размером в полкопейки, не было потеряно ни одной единицы. Всё в конечном счёте с абсолютной точностью совпало с инвентаризационной описью.
Но чего это стоило сотрудникам экспедиции! После тяжёлого рабочего дня в узкой сырой шахте‑могиле на глубине в два метра нужно было пересчитать все находки, которые в этот день были сняты с костяка. Как правило, каждую могилу курировали два сотрудника — сначала все находки пересчитывал один, а потом другой, — и только убедившись в точности подсчёта, они могли ехать домой. В среднем приходилось пересчитывать до 200 – 300 единиц наименований. <...>
То ли дело обычные раскопки с обычными находками — неделями лежат черепки в полевом музее рядом с раскопом, и никому не придёт мысль пересчитывать и тем более охранять их.
Когда было обнаружено и частично расчищено второе погребение, стало ясно, что экспедиция нашла царские захоронения — редчайший случай в археологической практике.
Несметное множество однотипных золотых бляшек и подвесок, такие шедевры древнего искусства, как подвески «государь и драконы», перстни с интальями, китайские зеркала и золотая фигурка Афродиты Кушанской — всё свидетельствовало о выдающемся открытии советских и афганских археологов, которое впоследствии многие ведущие газеты мира назовут «открытием века».
И, конечно же, ни морально, ни тем более технически мы не были готовы к такому открытию. Не хватало всего — начиная от скальпелей и пинцетов и кончая коробочками для находок.
К счастью, советские врачи, работавшие в Шибиргане, сразу же оказали нам посильную помощь. Тонкие медицинские инструменты мы приспособили для расчистки находок. Особенно опустошительный набег мы совершили на кабинет зубного врача Андроника Мкртычяна, забрав у него не только пригодный для нас стоматологический инструментарий, но и коробочки для хранения зубных буров. В сейфах Кабульского музея в этих картонных, обтянутых дерматином коробочках с закрывающимися на крючок крышками до сих пор хранятся драгоценные находки. <...>
Рустаму [Сулейманову] официально было предложено возглавить раскопки четвёртого захоронения. <...>
Пятое захоронение было обнаружено, когда ещё только заканчивалась расчистка третьего погребения и в самом разгаре было исследование четвёртого. <...>
И в довершение всего, как роковой удар судьбы, — на западном фасе храма «вылезло» шестое захоронение! <...>
Нам сообщили, что Академия наук СССР продлила срок работы экспедиции и письменное решение уже выслано. <...>
До моего отъезда оставалась ровно неделя. Новое, седьмое захоронение!
Но эмоции эмоциями, а профессиональный долг заставил нас руководствоваться здравым смыслом. Мы не могли, подобно «джентльменам удачи», вскрыть могилу только для того, чтобы извлечь погребальные украшения, а на подлинно научные раскопки времени не оставалось. На Тилля‑Тепе устанавливается постоянный пост военизированной охраны, который должен нас ожидать до следующего полевого сезона. Последующая политическая ситуация внесёт коррективы в наши планы, но, оглядываясь назад, мы должны подтвердить правильность принятого решения.
Итак, в шести захоронениях мы обнаружили около 20 тысяч золотых изделий. Ничего подобного не знала мировая археологическая практика в этой части Азии.
Текст подготовила Дарья Сабинина.
[1] Сарианиди В.И. Афганистан: сокровища безымянных царей. М.: Наука, 1983.
На фото: В.И. Сарианиди и Т. Ходжаниязов осматривают находки из могилы №4. Тилля-Тепе, Афганистан. 1978 г.
http://museo-on.com/go/museoon/en/home/db/events/_page_id_558/_page_id_588/_page_id_23.xhtml Archaeologist Viktor Sarianidi (left) and Terkesh Khodzhanyanov inspecting gold objects excavated from Tillya Tepe, Tomb IV, 1978 © Viktor Saranidi, National Museum of Afghanistan / Musée Guimet.
На обложке: Раскопки совместной советско-афганской археологической экспедиции. Афганистан, 1978 г.
https://riamediabank.ru/media/527536.html https://uz.sputniknews.ru/20190208/Sokrovischa-Baktrii-kogda-istoriya-dorozhe-zolota-10755372.html.
http://museo-on.com/go/museoon/en/home/db/events/_page_id_558/_page_id_588/_page_id_23.xhtml Archaeologist Viktor Sarianidi (left) and Terkesh Khodzhanyanov inspecting gold objects excavated from Tillya Tepe, Tomb IV, 1978 © Viktor Saranidi, National Museum of Afghanistan / Musée Guimet.
На обложке: Раскопки совместной советско-афганской археологической экспедиции. Афганистан, 1978 г.
https://riamediabank.ru/media/527536.html https://uz.sputniknews.ru/20190208/Sokrovischa-Baktrii-kogda-istoriya-dorozhe-zolota-10755372.html.
Печатается по: Виктор Сарианиди. Тилля-Тепе. Подготовила Дарья Сабинина // Мир Музея. 2024. №2. С. 31 – 33.
См. также:
Дарья Сабинина. 100 дней // Мир Музея. 2024. №1. С. 21.
Париж, Пекин, далее везде. Подготовила Лариса Плетникова // Мир Музея. 2023. №12. С. 42 – 45.
Десять лучших. Подготовила Лариса Плетникова // Мир Музея. 2023. №2. С. 48 – 51.
Лариса Плетникова. «Золотой человек» // Мир Музея. 2023. №11. С. 50 – 53.
Дарья Сабинина. 100 дней // Мир Музея. 2024. №1. С. 21.
Париж, Пекин, далее везде. Подготовила Лариса Плетникова // Мир Музея. 2023. №12. С. 42 – 45.
Десять лучших. Подготовила Лариса Плетникова // Мир Музея. 2023. №2. С. 48 – 51.
Лариса Плетникова. «Золотой человек» // Мир Музея. 2023. №11. С. 50 – 53.