Алексей Николаевич, как вам в доме Пришвина? Ощущаете ли вы присутствие этого столь своеобразного человека? Сохранился ли здесь, несмотря на все перипетии с#nbsp;перестройкой и ремонтом дома, дух его хозяина?
Алексей Варламов: Я думаю, сохранился#nbsp;— но только здесь, внутри. Что касается окрестностей этого дома#nbsp;— а они тоже очень важны#nbsp;— то там духа Пришвина давно уже нет. А дом, конечно, очень хороший#nbsp;— и понятно, что для Пришвина он много значил. Он говорил, что как будто свои слова вложил в этот дом#nbsp;— и#nbsp;его слова стали этим домом. Да и вообще для него сама идея дома очень важна. Первый свой дом Пришвин построил, если не ошибаюсь, в 1916 году, на первые гонорары, в#nbsp;деревне под Ельцом#nbsp;— одном его месте. Уже через два года мужики этот дом сожгли. В#nbsp;дневниках он пишет, как один из мужиков‑крестьян подошёл к#nbsp;нему и сказал: ты ведь хорошо, дядя, жил#nbsp;— походи теперь, постранствуй, поживи плохо, тебе полезно будет. И#nbsp;Пришвин пошёл странствовать и#nbsp;странствовал, странствовал... Его жизнь#nbsp;— это многолетнее странствие, которое в конце концов привело его сюда, в Дунино. Уже после войны он выстроил этот дом#nbsp;— и#nbsp;это было большое утешение.
- Вообще Михаил Михайлович прожил сравнительно благополучную жизнь, долгую: он пережил две революции, две мировые войны, террор, чистки#nbsp;— и#nbsp;ни одно из этих трагических событий не коснулось его самого. Как это объяснить? Внутренней лояльностью к советской власти или какими‑то другими причинами?
Алексей Варламов: Он тоже над этим задумывался и говорил, что он как «отрок в#nbsp;огненной пещи»,#nbsp;— опаляющий огонь его не коснулся. Хотя советскую власть изначально Пришвин ненавидел, и#nbsp;ненавидел люто.
Есть яростная статья, в которой Пришвин обвиняет Блока в#nbsp;предательстве высокого звания поэта. Большевики для него#nbsp;— выражение концентрированного политического русского сектантства: политические фанатики, которые захватили, узурпировали власть в#nbsp;огромном государстве. Они присягнули дьяволу. Это тёмная сила, иррациональная, «хлыстовская» русская стихия, которая околдовала Россию после 1917#nbsp;года...
Интересно смотреть, как меняется отношение Пришвина к#nbsp;большевикам. Суть того, что случилось с Россией, он выразил так: идёт война между мужиками и#nbsp;большевиками. И#nbsp;он в#nbsp;этой войне#nbsp;— и#nbsp;именно в этом особенность его позиции — не примыкает ни к#nbsp;тем, ни к#nbsp;другим. В#nbsp;1917#nbsp;– 1918#nbsp;годах он видел в#nbsp;мужиках дикую анархическую силу, страшную стихию, которая уничтожает всё живое, всё губит, сжигает. Русской интеллигенции свойственно народничество, своеобразное придыхание перед «народом‑богоносцем». Вот мужик, святой хлебопашец... У#nbsp;Пришвина ничего подобного нет. Но в каком-то смысле он знал мужиков лучше, чем писатели-народники. Он ведь вырос в этой среде, поэтому никогда её не боготворил.
Он вообще был очень трезвый человек, трезво смотрел на всё. И#nbsp;поэтому в какой-то момент понял, что большевики#nbsp;— единственная сила, которая способна взбаламученное народное море унять, и#nbsp;что мужики заслужили это горькое лекарство#nbsp;— большевизм и#nbsp;русскую революцию. Даже не так: заслужили тот террор, который последовал после русской революции,#nbsp;— единственное, что могло их унять, привести в#nbsp;чувство.
Отсюда и его доброжелательное отношение к#nbsp;Сталину. Сталин для него позитивная фигура, по крайней мере в 1930-е годы. Потому что он остановил революцию. Пришвин по натуре#nbsp;— государственник, при всём своём индивидуализме, при том, что он отшельник, охотник, натуралист, живёт где-то в лесах, постоянно скитается... Но он понимает, что Россия вне сильного государства существовать не может.
- Вас называют «биографом Пришвина». Как вам кажется: если смотреть на всю жизнь Пришвина целиком, была ли она счастливой? Что это, жизнь человека счастливого, реализовавшегося, или всё‑таки и его помяли «колеса судьбы»?
Алексей Варламов: Можно вспомнить слова Достоевского: человеку для счастья нужно столько же счастья, сколько несчастья. Или у#nbsp;Пришвина: счастье — это измерение жизни в#nbsp;ширину, а#nbsp;несчастье#nbsp;— это измерение жизни в#nbsp;глубину. В#nbsp;его судьбе было много страшных минут, страшных эпизодов, но при этом я#nbsp;считаю, что он был самым счастливым русским писателем XX#nbsp;века. И#nbsp;жизнь его#nbsp;— прекрасная, полноценная, совершенная, как художественное произведение, со всеми своими нюансами.
У русских символистов было такое понятие — жизнетворчество: построение жизни по законам художественного произведения. Так вот, Пришвину, который символистом никогда не был, удалось выстроить свою жизнь красиво. У#nbsp;него была потрясающе продуманная авторская стратегия, которая, как я думаю, восходит именно к охоте#nbsp;— главному увлечению его жизни. Не случайно один из его ключевых рассказов, написанный в начале 1920‑х годов, называется «Охота за счастьем». Мне кажется, Пришвин, действительно, всю жизнь охотился за счастьем: он знал, как надо к нему подкрасться. Пришвину удались и#nbsp;жизнь, и#nbsp;литература. Он сумел#nbsp;— вопреки «веку‑людоеду», «веку‑волкодаву»#nbsp;— выстроить жизнь, не поступившись принципами, правилами, человеческим достоинством, писательским талантом. Он ничем не поступился, ни на какие компромиссы не пошёл. И#nbsp;при этом был популярнейший советский писатель! Классик#nbsp;— с#nbsp;репутацией, с#nbsp;наградами, собраниями сочинений, с#nbsp;автомобилями.
- И о него не вытирали ноги, его даже не прорабатывали, как Зощенко?
Алексей Варламов: Прорабатывали. Такие эпизоды тоже были. Без этого не было бы полного счастья. Но Пришвин не был заложником времени, он работал на вечность. На вечность работал, в#nbsp;первую очередь, его дневник, который он писал для нас с вами. Дневник#nbsp;— вроде бы личная вещь, но писатель хорошо понимал, что это его главная книга; он её берёг как зеницу ока, но при этом не уходил в подполье. Он и на современность работал, и#nbsp;на будущее#nbsp;— и при этом не терял лица, не терял достоинства. Другого такого писателя я#nbsp;в#nbsp;русской литературе XX#nbsp;века просто не знаю.
- А что его удержало от эмиграции? Почему он остался в#nbsp;большевистской России?
Алексей Варламов: Пришвин ведь был охотник. Ну какая охота во Франции, в#nbsp;Европе? Смешно. А#nbsp;ещё он был как бы между красными и белыми: ни те, ни другие ему не нравились. Он не был монархистом, идея реставрации старого режима или белой диктатуры — не для него.
Во время Гражданской войны Пришвин жил в#nbsp;Ельце. В 1919#nbsp;году город захватили отряды Мамонтова. Пришвина приняли за еврея и#nbsp;хотели расстрелять, но среди участников белого отряда были какие-то киргизы#nbsp;— и он сказал им по‑киргизски «хабар бар» (потому что путешествовал по Киргизии и помнил, что это что‑то вроде приветствия). Они опешили#nbsp;— и#nbsp;Пришвина не расстреляли. Может быть, он всё это сочинил...
Когда он учился в Риге, они с товарищами занимались чтением нелегальной литературы, и#nbsp;Пришвин переводил с немецкого книгу Августа Бебеля об унижении женщин. И на этой волне#nbsp;— это были молодые люди, им было мало просто читать и#nbsp;переводить книги#nbsp;— они разгромили в#nbsp;Риге публичный дом, протестуя против унижений женщин.
- Это была акция?
Алексей Варламов: Акция, перформанс. И#nbsp;после этого погрома Пришвина засадили в#nbsp;тюрьму на год, он отсидел год в тюремной камере, в одиночке. Потерял год жизни#nbsp;— и#nbsp;научился ценить время: понял, что каждый день, каждый миг жизни надо жить полноценно. А ещё он понял, что никогда больше ни в какую революцию не пойдёт. И вот, когда белые захватили Елец, он с ними не ушёл, хотя такой шанс был. Но главной причиной была любовь. У#nbsp;Пришвина в#nbsp;Ельце была возлюбленная#nbsp;— Софья Павловна Коноплянцева, жена его лучшего друга. У них там был ménage à#nbsp;trois, а#nbsp;ещё Софья была тяжело больна тифом, он не мог её бросить#nbsp;— и#nbsp;остался с#nbsp;ней. Белые захватили Елец буквально на неделю, потом красные их вышибли#nbsp;— а#nbsp;он остался и прожил всю жизнь при советской власти.
- Наверное, кроме этого, ещё стихия языка? Человек, работающий с языком так, как Пришвин, вряд ли мог хорошо себя чувствовать в эмиграции...
Алексей Варламов: Я думаю, он там затосковал бы и, скорее всего, вернулся.
- А можно представить себе его ещё одним Иваном Шмелёвым, ностальгически вспоминающим в Париже охоту?
Алексей Варламов: Нет, он был очень живой человек, он не мог жить воспоминаниями. Ему надо было всё трогать, ездить, чтото делать, он был живчик такой, очень активный человек, страшно энергичный: быстро ходит, бегает, размахивает руками... Ну какая эмиграция, какие бульвары?!
- Хочу вас расспросить про отношения Пришвина с#nbsp;женщинами. Это же существенная часть его биографии#nbsp;и#nbsp;— что не всегда совпадает#nbsp;— существенная часть его личности. Пройдёмся по главным персонажам?
Алексей Варламов: Когда Пришвин был ребёнком лет 12#nbsp;–#nbsp;13, старший товарищ привёл его в публичный дом. И когда он впервые увидел голую женщину, то жутко испугался и#nbsp;убежал. Произошла травма, как нынче принято говорить. И потом довольно долго чурался женщин.
- Не поэтому ли он разгромил публичный дом в Риге?
Алексей Варламов: Возможно, он громил публичный дом в Риге и#nbsp;поэтому тоже. А#nbsp;потом умная мать от греха подальше из Риги отправила сына в Германию учиться на агронома, хотела дать ему#nbsp;нормальную практическую профессию. И вот он учился в#nbsp;Лейпциге, а на каникулы поехал в Париж#nbsp;— и#nbsp;там влюбился в#nbsp;русскую студентку Варвару Измалкову. Это была совершенно безумная любовь, которая предопределила всю его жизнь. Но любовь исключительно духовная, душевная, напряжённая: мысли телесного свойства сразу обрубались, отсекались, он не мог её любить как женщину. А она, судя по всему, была обычная добрая русская девушка, которая ждала более естественного продолжения событий. К тому же она была дочерью довольно богатого петербургского чиновника, а он всё-таки был купеческий сын... В общем, будущего у них не было#nbsp;— и они расстались.
Но мечта об этой женщине, тоска по ней преследовала его всю жизнь. Пришвин культивировал эту тоску, относился к ней как источнику вдохновения.
А потом он вернулся в Россию, устроился работать агрономом#nbsp;— и#nbsp;к#nbsp;нему однажды пришла молодая крестьянка#nbsp;— убраться в#nbsp;доме...
- Фрося?
Алексей Варламов: Да, звали её Фрося, она была замужем, муж её нещадно бил; и#nbsp;Фрося со своим сыном Яшей от мужа убежала и#nbsp;скиталась, непонятно где жила#nbsp;— а#nbsp;у#nbsp;Пришвина осела. И#nbsp;у#nbsp;них началась любовь‑любовь. Пришвин этот трагический раскол между духовным и плотским очень остро переживал: у него была и#nbsp;прекрасная дама, и#nbsp;женщина для утех. С одной он жил, с другой переписывался.
Однажды они договорились, что Варвара приедет из Парижа: он должен был её встретить, но... перепутал день! И больше с#nbsp;Варварой Пришвин не встречался, жил с#nbsp;Фросей, она родила ему двоих детей#nbsp;— и,#nbsp;в#nbsp;общем, у них была хорошая семья. Фрося очень много значила в его жизни. Ему было важно, что она не лезла в его литературу. Вместе они пережили и#nbsp;войну, и#nbsp;революцию, потом расстались.
Потом был роман с Софьей Павловной. Фрося обиделась, уехала в Смоленскую губернию, а#nbsp;роман с дамой прекратился. Пришвину она надоела, или он ей надоел, трудно сказать, он вернулся к#nbsp;Фросе, но чувствовал, что нельзя всю жизнь жить в#nbsp;раздвоенном состоянии; он был в#nbsp;поиске#nbsp;— искал ту, в которой всё соединится. И#nbsp;нашёл её. Можно сказать, вымолил, выпросил. Она явилась к#nbsp;нему из недр Литературного музея.
У Пришвина была мастерская в Лаврушинском переулке#nbsp;— и он хотел туда хозяйку. Литературный музей хотел купить его рукописи, заниматься их обработкой, и вот пришла сотрудница#nbsp;— Клавдия Борисовна Суркова, и#nbsp;он стал ей какие-то намеки делать... А#nbsp;потом она ушла#nbsp;— и пришла другая, и с этой всё сложилось. Это была удивительная женщина#nbsp;— Валерия Дмитриевна Леорко. Ей было 39, ему 67, первое свидание состоялось в январе 1940#nbsp;года, когда в#nbsp;Москве были чудовищные морозы#nbsp;— минус#nbsp;49. Вымерзли все яблоки в#nbsp;средней полосе России, а#nbsp;она отморозила себе ноги.
События развивались драматически: он разводился с Ефросиньей Павловной, та не хотела его отпускать, грозила, что будет писать всякие письма неизвестно куда#nbsp;— хотя писать не умела, была неграмотная. Позже Пришвин вместе с Валерией Дмитриевной сочинил книжку: «Мы с тобой. Дневник любви». Это совершенно замечательная книжка, потрясающая. Как и их история: на склоне лет всё стало сбывшимся; дух и плоть соединились, пришла прекрасная дама, с#nbsp;которой у него было полное взаимопонимание. Они жили душа в#nbsp;душу и,#nbsp;по‑моему, никогда не ссорились, не скандалили. 15#nbsp;лет прожили#nbsp;— для него на склоне лет это было огромное утешение: она полностью растворилась в нём, и он растворился в ней.
- Давайте пробежимся — так же быстро — по местам жизни Пришвина.
Алексей Варламов: Давайте. Елец. Хрущёво‑Лёвшино — родная деревня, она, к#nbsp;сожалению, не сохранилась. Тюмень. В#nbsp;Тюмени жил его дядюшка, богатый купец — и#nbsp;там, в Тюмени, Пришвин окончил реальное училище. Из Ельца он двинул в#nbsp;Ригу, в#nbsp;Риге учился в#nbsp;университете, причём обучение было на немецком языке. Потом отсидел год в#nbsp;тюрьме, мамаша отправила его в Германию, он доучился#nbsp;— и#nbsp;вернулся в Россию. Некоторое время жил в#nbsp;Подмосковье в Клинском уезде (там познакомился с Фросей)#nbsp;— и#nbsp;оттуда уехал в#nbsp;Петербург. В Петербурге он стал писателем, в#nbsp;33#nbsp;года! В Серебряном веке#nbsp;— непростая задачка: там все гении уже в 20.
В Петербурге Пришвин встретил своего соседа, фольклориста Анчукова#nbsp;— и тот предложил ему на лето поехать поработать сборщиком фольклора на Русский Север, в#nbsp;Олонецкую губернию. Оттуда Пришвин привёз свою первую книгу «В#nbsp;краю непуганых птиц» и#nbsp;много фотографий. Эта книга не то что принесла ему славу или успех, такого не было, но положила начало, стало понятно, что он#nbsp;— писатель.
Но когда он в Петербурге пришёл к Гиппиус, Зинаида Николаевна его даже на порог не пустила: взяла только его книги. И когда он на полусогнутых дрожащих ногах пришёл к ней через две недели, она ему сказала: читайте «Капитанскую дочку»#nbsp;— и#nbsp;учитесь писать, как надо! В 1930‑е годы он напишет в дневнике: моя родина не Елец и не Петербург, моя родина#nbsp;— «Капитанская дочка» Пушкина. Советы Гиппиус причудливо обернулись. Пришвин понимает, что надо ещё куда-то поехать, но не ошибиться при этом. И едет на озеро Светлояр, на дне которого, по легенде, покоится град Китеж. За несколько лет до того там побывал Мережковский. Пришвин об этом знал. И, когда он вернулся в#nbsp;Петербург, он вновь идёт к Мережковскому и#nbsp;Гиппиус и#nbsp;передаёт им «привет с озера Светлояр». И#nbsp;они ему говорят: да проходите, что же вы стоите, может быть, чайку? И, мол, приходите к#nbsp;нам в#nbsp;религиозно-философское общество, расскажете там о вашем путешествии. А это crème de#nbsp;la#nbsp;crème, сливки общества, закрытый интеллектуальный клуб, куда Пришвин мечтал попасть.
Сохранилось воспоминание, как он делает там свой доклад#nbsp;— и#nbsp;в#nbsp;какой-то момент опускается на колени и ползёт по сцене, ползёт между рядами зала Географического общества#nbsp;— и#nbsp;вот так он вполз, можно сказать, в русскую литературу Серебряного века.
[4] Иван Сергеевич Шмелёв (1873#nbsp;– 1950)#nbsp;— русский писатель, окончивший свою жизнь в#nbsp;эмиграции; автор ностальгических книг «Солнце мёртвых», «Богомолье», «Лето Господне», «Пути небесные» и#nbsp;других.#nbsp;— Прим.#nbsp;ред.
[5] Возможно, Пришвин рассказывал об обряде ритуального шествия вокруг озера Светлояр, часть которого паломники проползают на коленях,#nbsp;— и#nbsp;именно это писатель наглядно иллюстрировал. — Прим.#nbsp;ред.
Текст подготовлен по видеоинтервью (декабрь 2021 года).
Печатается по: Отрок в пещи огненной. Беседа Алексея Пищулина с#nbsp;Алексеем Варламовым#nbsp;//#nbsp;Мир Музея. 2023. №#nbsp;1. С.#nbsp;8#nbsp;–#nbsp;14.
На фото: Соловки. Фото М.М.#nbsp;Пришвина. 1933#nbsp;г.
См. также: Узнавание отца. Публикация Максима Гуреева#nbsp;//#nbsp;Мир Музея. 2023. №11. С.#nbsp;20#nbsp;– #nbsp;21.
Цифра меняет наш мир. Беседа Алексея Пищулина с#nbsp;Антонием Швиндтом#nbsp;//#nbsp;Мир Музея. 2021. №#nbsp;12. С.#nbsp;6#nbsp;–#nbsp;9.