О музее китов и антропогенных проблемах современности мы поговорили с Владимиром Латкой, цетологом, научным директором Фонда защиты китов. Беседовал Алексей Пищулин.
Мы так вольготно устроились на Земле, как будто эта планета вообще создана только для нас.
Но на Земле обитает множество других существ, можно даже сказать рас. На каком основании мы узурпировали право считать себя главными здесь? Как мы должны общаться с остальными её обитателями? Мы говорим о китах — поскольку это твоя специализация: по части интеллектуальной, не говоря уж о нравственной, не исключено, что они нам не уступают, а может быть, гораздо достойнее нас. Как вообще нам обитать в одной квартире, если мы почему‑то решили, что мы здесь одни, а всё остальное — это наши жизненные ресурсы?
Владимир Латка: Когда‑то было уважение между людьми и животными, почитание животных. Люди ассоциировали себя с определёнными видами, одни племена считали себя родственниками койотам, другие — родственниками волков, третьи — оленей и так далее. Они что‑то перенимали от них, общались с ними как со своего рода богами. Действительно, между нами и животными — всеми, не только китами — нет границы. Если посмотреть с точки зрения биологии, биохимии, то нами руководят одни и те же процессы, мы испытываем одинаковую гамму чувств, допустим, когда пугаемся — мы, крабы, даже мидии реагируют одинаково. Все мы — ветви единого дерева, разделять животных и человека в принципе нельзя, не существует никакой границы в развитии мозга, потому что всё это единый эволюционный процесс. И как мы так вознеслись в своём воображении над ними, вообще‑то, не очень понятно.
В какой момент это началось и с чего?
Владимир Латка: Наверное, в тот момент, когда мы решили, что мы короли всего мира и что всё нам принадлежит, когда научились убивать в массовом порядке. Это коренное отличие человека.
Но хищник тоже убивает.
Владимир Латка: Хищник убивает, но он же никогда не убивает про запас, он не берёт лишнего, не делает из убийства источника дохода, не торгует этим. Убийство перевернуло что‑то в психологии. Я считаю, что это основное отличие человека от животных.
А город?
Владимир Латка: Город? В этом у нас есть родство с некоторыми видами колониальных животных, то есть тут как раз нет кардинального отличия. Многие животные выбирают колониальный образ жизни — моллюски, муравьи, птицы... Концентрироваться в каких‑то местах, строить, развивать жилые постройки, дороги и прочее — нормально.
Я имею в виду образ жизни горожанина, который предполагает радикальный отрыв от системы природы.
Владимир Латка: Сейчас вообще не столько город отвлекает от природы, сколько электронные средства коммуникации, которые нас выносят из природы, — мы просто вылетаем, не присутствуем на этой земле, присутствуем в виртуальном мире.
Это гигантская проблема: люди, приучившись к такому образу жизни, даже приезжая на природу, продолжают не видеть, продолжают не слышать и не знать, они всё время где‑то витают вместо того, чтобы раскрыть глаза и уши, слушать, внимать, впитывать.
Они продолжают ничего не понимать: что ты делаешь сейчас, на чём ты стоишь, что ты топчешь, к каким последствиям ведёт твоя деятельность. Они приезжают на Север с какой‑то идефикс — например, посмотреть китов. И реализуют эту идею, видят, снимают видео, но не чувствуют, потому что у них уже отключились сами способности слышать, внимать, ощущать, сопереживать.
Хотя, это, наверное, самый неудачный пример. Я привёл его потому, что подобные случаи нередки, и лично меня они поражают. Но в большинстве случаев как раз киты, вкупе с морем, волнами, ветром — и способны на какое-то время ошеломить, вернуть горожанину ощущения полноценной жизни. Поиски китов, особенно в неспокойном море, интригуют. Огромные киты могут неожиданно исчезать и появляться, иногда возле самого борта судна. При этом даже когда мы находимся рядом с ними, остаётся загадкой, что же они делают там, под водой. В этом плане киты обладают бóльшим магнетизмом, чем все наземные животные.
По результатам опросов в туристических чатах, главный туристический магнит в Мурманской области — киты.
На втором месте — Хибины, далеко позади — ледокол «Ленин», город Мурманск и северное сияние. Это важно, поскольку интерес человека к китам и их естественной среде обитания может помочь сохранению жизни в океанах.
Что за музей ты создаёшь?
Владимир Латка: Музей китов. На сайте Фонда защиты китов опубликован проект. Появляются первые спонсоры.
В чём состоит замысел? Териберка — единственное место в России, где вблизи большого города и неплохих дорог реально можно видеть китов в достаточном количестве.
В течение часа, двух, трёх или более здесь можно наблюдать китов и тюленей на морской прогулке, насладиться увиденным — и тут же на берегу войти в красивое здание и узнать о них об их среде обитания во всех подробностях — самые современные научные знания наглядно, образно, с возможностью погружения в детали, в документы и цифры.
То есть это такой причал, современный музей на причале, откуда можно сходить в море, посмотреть китов?
Владимир Латка: Да. В составе музея мы ходим создать морскую службу со специальными судами, которая будет проводить морские экскурсии качественно, тихо (потому что антропогенный шум — большая проблема для обитателей моря), с хорошо подготовленными экскурсоводами, чтобы желающие уже в море получали максимально достоверную информацию.
Такая служба будет полезна не только самому музею, но и как образец — всем компаниям — организаторам морских экскурсий. В составе музея обязательно должна быть гидроакустическая лаборатория, чтобы можно было послушать, как поют киты, как между собой щебечут белухи (их называют «полярные соловьи», потому что они непрерывно болтают между собой). Будут и другие лаборатории, мастерская скелетов, экспедиционный отдел.
Музей должен быть научным учреждениям, научным центром? Как совместить рассказ посетителю о том, чему посвящён музей, и исследование, которое, наверное, не должно превращаться в шоу, если это ежедневная работа?
Владимир Латка: Конечно, наука требует тишины, сосредоточенности. Гиды обычно кайфуют от общения, учёные — нет. Я работал в заповеднике, там был научный коллектив, и хорошо помню, как все научники очень напряжённо относились к экскурсиям, ненавидели всяких там экскурсантов. Но я считаю, что одна деятельность серьёзно поддерживает и стимулирует другую.
Для кого важно — для посетителей или для учёных?
Владимир Латка: Для учёных в первую очередь: учёный пришёл в биологию зачем‑то, почему‑то, его что‑то взволновало, заинтересовало, он небезразличен к животным и, наверное, ему важно, чтобы они не вымирали. А для этого люди должны много о них знать, а чтобы знали, информацию надо доносить, причём актуальную. Если ты настоящий учёный, то устаревшая необъективная информация тебя будет раздражать. Вот и получается, что интерес со стороны посетителей — это некий подхлёст, обратная связь. Это не значит, что учёные должны работать экскурсоводами. Но соединение в одном коллективе исследователей, художников и дизайнеров‑оформителей, мастеров слова, экскурсоводов мне кажется очень конструктивной идеей.
Но главное — не запихивать эту информацию, потому что когда ты начинаешь её запихивать, человек начинает внутренне сопротивляться.
Владимир Латка: И вот тут очень важны интерактивные инструменты, возможность погрузиться глубже, больше увидеть, услышать, почувствовать.
А можем себе представить, смоделировать такую ситуацию: человек, пришедший в музей китов, на выходе говорит: «Я хочу этим заниматься, не хочу больше работать в банке, не хочу водить автобус, хочу заниматься китами».
Владимир Латка: Да, это вполне вероятно. И мы должны к этому стремиться. Каждое посещение музея должно человека менять, расширять его кругозор, способствовать лучшему осмыслению мира, в котором мы живём. Это же и есть главная задача музея. Космос, бизнес, политика — важные вещи, но не менее важно знать, что происходит в биосфере планеты, две трети которой покрыто океаном. А вот в этом знании — провал. Более 99 процентов населения России, в том числе и лиц, принимающих решения, о жизни этого огромного параллельного мира не знает ничего. О некоторых глобальных экологических угрозах для океанов в публичном пространстве — ноль информации, как и о полезных открытиях, и о технологиях, которые надо разрабатывать в неотложном порядке.
Нам пора опуститься на землю, начать решать проблемы, вернуть морям изобилие. Музей китов — хороший для этого инструмент, он будет менять многих.
Но на Земле обитает множество других существ, можно даже сказать рас. На каком основании мы узурпировали право считать себя главными здесь? Как мы должны общаться с остальными её обитателями? Мы говорим о китах — поскольку это твоя специализация: по части интеллектуальной, не говоря уж о нравственной, не исключено, что они нам не уступают, а может быть, гораздо достойнее нас. Как вообще нам обитать в одной квартире, если мы почему‑то решили, что мы здесь одни, а всё остальное — это наши жизненные ресурсы?
Владимир Латка: Когда‑то было уважение между людьми и животными, почитание животных. Люди ассоциировали себя с определёнными видами, одни племена считали себя родственниками койотам, другие — родственниками волков, третьи — оленей и так далее. Они что‑то перенимали от них, общались с ними как со своего рода богами. Действительно, между нами и животными — всеми, не только китами — нет границы. Если посмотреть с точки зрения биологии, биохимии, то нами руководят одни и те же процессы, мы испытываем одинаковую гамму чувств, допустим, когда пугаемся — мы, крабы, даже мидии реагируют одинаково. Все мы — ветви единого дерева, разделять животных и человека в принципе нельзя, не существует никакой границы в развитии мозга, потому что всё это единый эволюционный процесс. И как мы так вознеслись в своём воображении над ними, вообще‑то, не очень понятно.
В какой момент это началось и с чего?
Владимир Латка: Наверное, в тот момент, когда мы решили, что мы короли всего мира и что всё нам принадлежит, когда научились убивать в массовом порядке. Это коренное отличие человека.
Но хищник тоже убивает.
Владимир Латка: Хищник убивает, но он же никогда не убивает про запас, он не берёт лишнего, не делает из убийства источника дохода, не торгует этим. Убийство перевернуло что‑то в психологии. Я считаю, что это основное отличие человека от животных.
А город?
Владимир Латка: Город? В этом у нас есть родство с некоторыми видами колониальных животных, то есть тут как раз нет кардинального отличия. Многие животные выбирают колониальный образ жизни — моллюски, муравьи, птицы... Концентрироваться в каких‑то местах, строить, развивать жилые постройки, дороги и прочее — нормально.
Я имею в виду образ жизни горожанина, который предполагает радикальный отрыв от системы природы.
Владимир Латка: Сейчас вообще не столько город отвлекает от природы, сколько электронные средства коммуникации, которые нас выносят из природы, — мы просто вылетаем, не присутствуем на этой земле, присутствуем в виртуальном мире.
Это гигантская проблема: люди, приучившись к такому образу жизни, даже приезжая на природу, продолжают не видеть, продолжают не слышать и не знать, они всё время где‑то витают вместо того, чтобы раскрыть глаза и уши, слушать, внимать, впитывать.
Они продолжают ничего не понимать: что ты делаешь сейчас, на чём ты стоишь, что ты топчешь, к каким последствиям ведёт твоя деятельность. Они приезжают на Север с какой‑то идефикс — например, посмотреть китов. И реализуют эту идею, видят, снимают видео, но не чувствуют, потому что у них уже отключились сами способности слышать, внимать, ощущать, сопереживать.
Хотя, это, наверное, самый неудачный пример. Я привёл его потому, что подобные случаи нередки, и лично меня они поражают. Но в большинстве случаев как раз киты, вкупе с морем, волнами, ветром — и способны на какое-то время ошеломить, вернуть горожанину ощущения полноценной жизни. Поиски китов, особенно в неспокойном море, интригуют. Огромные киты могут неожиданно исчезать и появляться, иногда возле самого борта судна. При этом даже когда мы находимся рядом с ними, остаётся загадкой, что же они делают там, под водой. В этом плане киты обладают бóльшим магнетизмом, чем все наземные животные.
По результатам опросов в туристических чатах, главный туристический магнит в Мурманской области — киты.
На втором месте — Хибины, далеко позади — ледокол «Ленин», город Мурманск и северное сияние. Это важно, поскольку интерес человека к китам и их естественной среде обитания может помочь сохранению жизни в океанах.
Что за музей ты создаёшь?
Владимир Латка: Музей китов. На сайте Фонда защиты китов опубликован проект. Появляются первые спонсоры.
В чём состоит замысел? Териберка — единственное место в России, где вблизи большого города и неплохих дорог реально можно видеть китов в достаточном количестве.
В течение часа, двух, трёх или более здесь можно наблюдать китов и тюленей на морской прогулке, насладиться увиденным — и тут же на берегу войти в красивое здание и узнать о них об их среде обитания во всех подробностях — самые современные научные знания наглядно, образно, с возможностью погружения в детали, в документы и цифры.
То есть это такой причал, современный музей на причале, откуда можно сходить в море, посмотреть китов?
Владимир Латка: Да. В составе музея мы ходим создать морскую службу со специальными судами, которая будет проводить морские экскурсии качественно, тихо (потому что антропогенный шум — большая проблема для обитателей моря), с хорошо подготовленными экскурсоводами, чтобы желающие уже в море получали максимально достоверную информацию.
Такая служба будет полезна не только самому музею, но и как образец — всем компаниям — организаторам морских экскурсий. В составе музея обязательно должна быть гидроакустическая лаборатория, чтобы можно было послушать, как поют киты, как между собой щебечут белухи (их называют «полярные соловьи», потому что они непрерывно болтают между собой). Будут и другие лаборатории, мастерская скелетов, экспедиционный отдел.
Музей должен быть научным учреждениям, научным центром? Как совместить рассказ посетителю о том, чему посвящён музей, и исследование, которое, наверное, не должно превращаться в шоу, если это ежедневная работа?
Владимир Латка: Конечно, наука требует тишины, сосредоточенности. Гиды обычно кайфуют от общения, учёные — нет. Я работал в заповеднике, там был научный коллектив, и хорошо помню, как все научники очень напряжённо относились к экскурсиям, ненавидели всяких там экскурсантов. Но я считаю, что одна деятельность серьёзно поддерживает и стимулирует другую.
Для кого важно — для посетителей или для учёных?
Владимир Латка: Для учёных в первую очередь: учёный пришёл в биологию зачем‑то, почему‑то, его что‑то взволновало, заинтересовало, он небезразличен к животным и, наверное, ему важно, чтобы они не вымирали. А для этого люди должны много о них знать, а чтобы знали, информацию надо доносить, причём актуальную. Если ты настоящий учёный, то устаревшая необъективная информация тебя будет раздражать. Вот и получается, что интерес со стороны посетителей — это некий подхлёст, обратная связь. Это не значит, что учёные должны работать экскурсоводами. Но соединение в одном коллективе исследователей, художников и дизайнеров‑оформителей, мастеров слова, экскурсоводов мне кажется очень конструктивной идеей.
Но главное — не запихивать эту информацию, потому что когда ты начинаешь её запихивать, человек начинает внутренне сопротивляться.
Владимир Латка: И вот тут очень важны интерактивные инструменты, возможность погрузиться глубже, больше увидеть, услышать, почувствовать.
А можем себе представить, смоделировать такую ситуацию: человек, пришедший в музей китов, на выходе говорит: «Я хочу этим заниматься, не хочу больше работать в банке, не хочу водить автобус, хочу заниматься китами».
Владимир Латка: Да, это вполне вероятно. И мы должны к этому стремиться. Каждое посещение музея должно человека менять, расширять его кругозор, способствовать лучшему осмыслению мира, в котором мы живём. Это же и есть главная задача музея. Космос, бизнес, политика — важные вещи, но не менее важно знать, что происходит в биосфере планеты, две трети которой покрыто океаном. А вот в этом знании — провал. Более 99 процентов населения России, в том числе и лиц, принимающих решения, о жизни этого огромного параллельного мира не знает ничего. О некоторых глобальных экологических угрозах для океанов в публичном пространстве — ноль информации, как и о полезных открытиях, и о технологиях, которые надо разрабатывать в неотложном порядке.
Нам пора опуститься на землю, начать решать проблемы, вернуть морям изобилие. Музей китов — хороший для этого инструмент, он будет менять многих.
Печатается по: Практическая цетология. Беседа Алексея Пищулина с Владимиром Латкой // Мир Музея. 2024. №2. С. 8 – 10.
На фото: Владимир Латка на Белом море. 2020 г.
На обложке: Группа дельфинов‑белобочек сопровождала нашу парусную яхту в течение нескольких часов, иногда катаясь на носовой волне, иногда играя рядом у борта. Фото Владимира Латки. Лето 2016 г. Снято на Чёрном море с борта парусной яхты ночью, со вспышкой.
На обложке: Группа дельфинов‑белобочек сопровождала нашу парусную яхту в течение нескольких часов, иногда катаясь на носовой волне, иногда играя рядом у борта. Фото Владимира Латки. Лето 2016 г. Снято на Чёрном море с борта парусной яхты ночью, со вспышкой.
См. также:
Алексей Пищулин. Метаморфоз // Мир Музея. 2023. №8. С. 26 – 28.
Алексей Пищулин. Ялта навсегда // Мир Музея. 2023. №3. С. 8 – 13.
Цифра меняет наш мир. Беседа Алексея Пищулина с Антонием Швиндтом // Мир Музея. 2021. №12. С. 6 – 9.
Алексей Пищулин. Метаморфоз // Мир Музея. 2023. №8. С. 26 – 28.
Алексей Пищулин. Ялта навсегда // Мир Музея. 2023. №3. С. 8 – 13.
Цифра меняет наш мир. Беседа Алексея Пищулина с Антонием Швиндтом // Мир Музея. 2021. №12. С. 6 – 9.