В числе прочих бесценных даров Пушкин оставил нам в#nbsp;наследство дар дружбы. Он так заразительно выражал свою симпатию, так искренне восхищался своими знакомыми, чьи имена известны нам лишь благодаря соседству с его именем, что мы унаследовали его «список контактов» вместе с#nbsp;пометками: нескладный Кюхля (Кюхельбекер) и#nbsp;меланхоличный Дельвиг, остроумный Плетнёв и#nbsp;простодушный Нащокин, все такие симпатичные, вечно юные, весёлые... готовые герои литературных анекдотов!
Точно так же «некритично» мы приняли на веру тот образ его жены, который возникает между строк писем Пушкина, в#nbsp;многочисленных байках современников и#nbsp;особенно современниц, наблюдавших за семейной жизнью поэта, скажем так, не совсем беспристрастно. Лёгкий тон, который Пушкин считал подходящим для эпистолярного общения с#nbsp;любимой женщиной, породил снисходительное, а#nbsp;то и#nbsp;пренебрежительное отношение к#nbsp;уму и#nbsp;душевным качествам Натальи Гончаровой. Самое комплиментарное, что мы можем найти в#nbsp;письмах поэта, звучит как издевательство: «Ты#nbsp;—#nbsp;баба умная и#nbsp;добрая»,#nbsp;— пишет ей муж. Это она‑то «баба», с#nbsp;её осиной талией, виртуозной игрой на фортепиано и#nbsp;безупречным аристократизмом манер!
Лёгкий тон, который Пушкин считал подходящим для эпистолярного общения с#nbsp;любимой женщиной, породил снисходительное, а#nbsp;то и#nbsp;пренебрежительное отношение к#nbsp;уму и#nbsp;душевным качествам Натальи Гончаровой.
А какой она была на самом деле? Вот что удивительно: к#nbsp;тому моменту, когда Натали осталась вдовой с#nbsp;четырьмя детьми на руках, непролазными долгами и#nbsp;без всяких средств к#nbsp;существованию, она, возможно, и#nbsp;сама не знала, на что способна. С#nbsp;детства за неё всё решали другие: дед Афанасий, который воспитывал её до шести лет, деспотичная мать, потом#nbsp;— непостижимый муж... Эти пять лет, одиннадцать месяцев и#nbsp;восемь дней, прожитых с#nbsp;Пушкиным, оказались нелёгким испытанием#nbsp;— «всегда без денег, с#nbsp;дерзкими слугами, болеющими детьми, всегда или после родов, или в#nbsp;ожидании ребёнка»,#nbsp;— пишет Ю.М.#nbsp;Лотман. Последнее вызывает у#nbsp;каждого, кто имеет личный семейный опыт, особенное, отнюдь не литературное сочувствие: процесс беременности с#nbsp;его проблемами, сроками и#nbsp;волнениями мало изменился за два века. Сегодняшней барышне или юной женщине не составляет труда оценить, каково это#nbsp;— пять беременностей за неполные шесть лет, особенно если нежное, хрупкое телосложение превращают работу по вынашиванию и#nbsp;рождению ребёнка в#nbsp;болезненное испытание. Примем к#nbsp;сведению и#nbsp;то, что от мужа в#nbsp;этом деле помощи ждать не приходится: Вересаев, биограф Пушкина, приводит рассказ Нащокина о#nbsp;том, как Пушкин «плакал при первых родах и#nbsp;говорил, что убежит от вторых». Третьи, в#nbsp;мае 1835‑го, оказались особенно мучительными. А#nbsp;уже через шесть месяцев сестра Гончаровой докладывает брату, что Натали вновь беременна и#nbsp;находится «в#nbsp;самом жалком состоянии...»
К#nbsp;тому моменту, когда Натали осталась вдовой с#nbsp;четырьмя детьми на руках, непролазными долгами и#nbsp;без всяких средств к#nbsp;существованию, она, возможно, и#nbsp;сама не знала, на что способна.
Всё это как‑то не очень сочетается с#nbsp;внушёнными нам образами «попрыгуньи‑стрекозы», порхающей по бальному паркету. Вот и#nbsp;Пушкин постоянно пилит жену, устраивая ей сцены ревности, упрекая в#nbsp;кокетстве и#nbsp;подозревая в#nbsp;самых страшных грехах. Даже глядя на любимый брюлловский портрет красавицы‑жены, этот «умнейший муж России» терзается мнительной тревогой: «Что‑то у#nbsp;тебя виноватый вид сегодня...» Были ли у#nbsp;него основания для ревности и#nbsp;тревоги? Ещё бы! Только представьте себе: 16‑летняя девочка, выросшая в#nbsp;деревне, воспитанная на французских романах, где все без исключения персонажи постоянно охвачены «чувствами», сильными и#nbsp;многословными, вдруг попадает в#nbsp;сверкающую столичную тусовку и#nbsp;производит фурор! Никто, ни один тёртый многоопытный ловелас, не может устоять перед её обезоруживающей красотой! Любопытная деталь: когда Натали, уже после смерти Пушкина, познакомится с#nbsp;Лермонтовым, тот скажет ей, что всегда старался держаться от неё подальше, чтобы «не поддаваться общему безумию» и#nbsp;не «сходить по ней с#nbsp;ума, как все»...
И вот, внезапно и#nbsp;страшно, весь этот вихрь оборвался, и#nbsp;её с#nbsp;детьми, словно потерпевших кораблекрушение, выбросило на берег в#nbsp;калужской глуши... Она оказалась в#nbsp;дедовских Полотняных Заводах#nbsp;— в#nbsp;том доме, который когда‑то покинула ребёнком. Ей 24#nbsp;года; она всё та же стеснительная девочка, без жизненного опыта и#nbsp;друзей; но её репутация теперь замарана грязью и#nbsp;кровью; к#nbsp;тому же она носит самую громкую фамилию в#nbsp;России, так что каждый её поступок общество станет рассматривать в#nbsp;увеличительное стекло. Она раздала некоторые вещи Пушкина его ближайшим друзьям?#nbsp;— «Стремится избавиться от памяти о#nbsp;нём!» Торопится со сборами, чтобы поскорее убраться из гудящего пересудами Петербурга?#nbsp;— «Она уже не была достаточно печальной, слишком много занималась укладкой и#nbsp;не казалась особенно огорчённой...»#nbsp;— беспокоится Софья Карамзина, дочь великого историка. И#nbsp;так#nbsp;— каждый шаг, каждое слово.
Заслуживает особого восхищения то, что за отпущенную ей следующую четверть века мы так и#nbsp;не услышим от неё ни оправданий, ни попыток рассказать свою версию трагического происшествия, сломавшего ей всю жизнь. Только в#nbsp;минуту смерти Пушкина у#nbsp;неё вырывается: «Видит Бог, я#nbsp;ни в#nbsp;чём не виновата!» И#nbsp;всё. Призвав Бога в#nbsp;свидетели, Наталья Николаевна раз и#nbsp;навсегда предпочла Его суд суду человеческого мнения.
На этом суде выступали почти исключительно свидетели обвинения. Причём некоторые из них обладали гениальной способностью выносить разящие приговоры, облечённые в#nbsp;форму незабываемых афоризмов. Вот Марина Цветаева не знает ни жалости, ни сочувствия: «Нет в#nbsp;Наталье Гончаровой ничего дурного, ничего порочного, ничего, чего не было в#nbsp;тысячах таких, как она,#nbsp;— которые не насчитываются тысячами. Было в#nbsp;ней одно: красавица. Только#nbsp;— красавица, просто#nbsp;— красавица, без коррективы ума, души и#nbsp;сердца, дара. Голая красота, разящая, как меч. И#nbsp;сразила».
Заслуживает особого восхищения то, что за отпущенную ей следующую четверть века мы так и#nbsp;не услышим от неё ни оправданий, ни попыток рассказать свою версию трагического происшествия, сломавшего ей всю жизнь.
Её внешность заворожила всех и#nbsp;стала едва ли не главным обвинением, повторяемым из века в#nbsp;век, как заклинание. «Бездушная красавица», «кружевная душа», «кукла»... Вспоминаются слова Бродского, посвящённые другой красавице:
...Они тебе заделали свинью за то, чему не видели конца в те времена: за красоту лица.
Мало кому посчастливилось заглянуть внутрь этой сияющей красоты. Вот Пушкин пишет ей: «...душу твою люблю я#nbsp;ещё более твоего лица». И#nbsp;у#nbsp;других современников время от времени проскальзывают удивлённые суждения#nbsp;— о#nbsp;простоте и#nbsp;ровности её обращения, о#nbsp;её безупречном такте, душевной чистоте, о#nbsp;способности мужественно, не жалуясь, нести своё вдовье бремя.
Но те, кто в#nbsp;веке XIX, как и#nbsp;в#nbsp;наши дни, жаждал подробностей и#nbsp;страстей, надеялся на интересное развитие скандала (был шанс замешать в#nbsp;него и#nbsp;самого императора)#nbsp;— все эти наблюдатели, насмешники, острословы тогдашних «социальных сетей» остались ни с#nbsp;чем. Наталья Гончарова‑Пушкина не дала им никакой пищи для жадного и#nbsp;грязного воображения. «Женщина без сердца» (c’est une femme sans сœur),#nbsp;— разочарованно заключили глубокомысленные бездельники. Что это за странный выбор#nbsp;— уехать в#nbsp;деревню и#nbsp;посвятить себя воспитанию детей?
Если бы они знали!.. За ней была вина и#nbsp;похуже! Оказавшись в#nbsp;одиночестве, в#nbsp;глуши, «первая красавица Петербурга», «звезда Севера» отдалась самому простодушному, самому тёплому, деревенскому благочестию, которое тогда, как и#nbsp;теперь, требовало мужества и#nbsp;чистоты. «Иногда такая тоска охватывает меня, что я#nbsp;чувствую потребность в#nbsp;молитве,#nbsp;— признавалась она.#nbsp;— Эти минуты сосредоточенности перед иконой, в#nbsp;самом уединённом уголке дома, приносят мне облегчение. Тогда я#nbsp;снова обретаю душевное спокойствие, которое раньше часто принимали за холодность и#nbsp;меня в#nbsp;ней упрекали».
Но те, кто в#nbsp;веке XIX, как и#nbsp;в#nbsp;наши дни, жаждал подробностей и#nbsp;страстей, надеялся на интересное развитие скандала#nbsp;— остались ни с#nbsp;чем. Наталья Гончарова‑Пушкина не дала им никакой пищи для жадного и#nbsp;грязного воображения.
Суд человеческий редко бывает справедлив. На наши суждения налипает, как мусор, шелуха нашего собственного несовершенства. Своим промахам и#nbsp;ошибкам мы находим массу объяснений; а#nbsp;вот других судим «по всей строгости»... Но расхожие, подкреплённые цитатами представления о#nbsp;Наталье Гончаровой‑Пушкиной не просто искажены#nbsp;— они, что называется, справедливы «с#nbsp;точностью до наоборот». Погружаясь в#nbsp;материал, с#nbsp;недоумением читая ядовитые рассуждения о#nbsp;ней и#nbsp;прислушиваясь к#nbsp;немногим её собственным тихим словам, дошедшим до нас, я#nbsp;всё больше изумлялся. На языке крутилось неуместное, казалось бы, слово: святость.
Ответственное, наполненное заботой и#nbsp;нежностью материнство. Мужественное, расцвеченное иронией перенесение бытовых и#nbsp;финансовых тягот. Душевный такт, который позволил ей не поссориться ни#nbsp;с#nbsp;одним из родственников#nbsp;— своих и#nbsp;покойного мужа, досаждавших ей, пренебрегавших ею, терзавших её глупыми советами... И#nbsp;в#nbsp;завершение многолетнего искуса#nbsp;— замужество, в#nbsp;котором проявились удивительная трезвость души и#nbsp;умение ценить настоящие, а#nbsp;не декоративные мужские достоинства.
Она могла бы распорядиться своей красотой, обратить её в#nbsp;капитал, блеском положения заткнуть рот пересудам. К#nbsp;ней посватался богатый и#nbsp;титулованный жених: он готов был разом избавить её от финансовых затруднений, от пятна на репутации, наконец#nbsp;— от навязчивого траура (муж на смертном одре наказывал: «носи траур год или два»; Натали оставалась вдовой семь долгих лет, всю свою молодость, и#nbsp;с#nbsp;печальной иронией писала сестре: «Мы из чёрных шлафоров не выходим...»). Жених и#nbsp;детей готов был пристроить в#nbsp;«элитные учебные заведения», чтобы не мешали юной красавице‑матери радоваться жизни... Ответ Гончаровой на это завидное сватовство звучит как выстрел из пушки: «Кому в#nbsp;тягость мои дети, тот мне не#nbsp;муж...» Не сквозит ли в#nbsp;этих словах интонация онегинской Татьяны? Вот только в#nbsp;жизни так говорить и#nbsp;чувствовать труднее, чем в#nbsp;романе.
Она могла бы распорядиться своей красотой, обратить её в#nbsp;капитал, блеском положения заткнуть рот пересудам. Натали оставалась вдовой семь долгих лет, всю свою молодость.
В конце концов она выйдет замуж за Петра Ланского, человека исключительно достойного, небогатого, правильного до скуки, так что биографам почти нечего сказать о#nbsp;нём, кроме того, что он#nbsp;— славный малый и#nbsp;отличный офицер. Натали родит ему трёх дочерей, но этого ей будет мало: кроме своих семи, она будет опекать, кормить и#nbsp;нянчить ещё четверых детей родственников и#nbsp;знакомых. «Моё призвание#nbsp;— быть директрисой детского приюта,#nbsp;— пишет она Ланскому.#nbsp;— Бог посылает мне детей со всех сторон...» Это она‑то#nbsp;— «кукла», по известному суждению Цветаевой? Мне‑то как раз дерзновенно кажется, что жена Пушкина была совершенно под стать своему мужу, по‑своему совершив настоящий жизненный подвиг, блестяще проявив особый род человеческой гениальности. И#nbsp;уж точно она ничем не запятнала доставшееся её великое имя. Примечательно, что и#nbsp;во втором браке, до самой смерти, несмотря на недуги, она будет по пятницам держать сугубый пост#nbsp;— в#nbsp;память о#nbsp;первом муже.
Сама её смерть тоже кажется Божьим знамением: Наталья Николаевна простудилась на#nbsp;крестинах долгожданного внука, Александра Александровича. Муж умолял не ездить: врачам только‑только удалось стабилизировать её состояние, и#nbsp;один из них предупреждал Ланского: «Малейшая простуда унесёт её как осенний лист». Так и#nbsp;случилось. Госпоже Пушкиной‑Ланской, урождённой Гончаровой, было чуть больше#nbsp;50.
«Тесная дружба, соединяющая детей её от обоих браков, и#nbsp;общее благоговение этих детей к#nbsp;её памяти служит лучшим опровержением клевет, до сих пор на неё возводимых,#nbsp;— писал Пётр Бартенев,#nbsp;— и#nbsp;доказательством, что несправедливо иные звали её „кружевная душа,“ тогда как она была красавица не только лицом, а#nbsp;и#nbsp;всем существом своим...»
Наталья Николаевна никогда не оправдывалась, не сетовала на судьбу, не возражала обвинителям и#nbsp;никого не упрекала. Но нам, грешным, трудно удержаться от назидания. Ведь её выбор и#nbsp;сегодня необыкновенно актуален, а#nbsp;судьба похожа на рекламный ролик ценностей, которые наполняют жизнь смыслом и#nbsp;счастьем даже в#nbsp;испытаниях, в#nbsp;нужде и#nbsp;в#nbsp;дремучем непонимании со стороны «успешных и#nbsp;продвинутых современников»... «Я#nbsp;никогда не могла понять, как могут надоедать шум и#nbsp;шалости детей,#nbsp;— читаем мы в#nbsp;одном из её писем.#nbsp;— Как бы ты ни была печальна, невольно забываешь об этом, видя их счастливыми и довольными...»
О Наталье Николаевне читайте также статью: Пищулин#nbsp;А.Ю. Пушкина после Пушкина. Ложь и#nbsp;правда о#nbsp;знаменитой «женщине без сердца»#nbsp;// Фома. 2015. №10#nbsp;(50). С.#nbsp;66#nbsp;–#nbsp;70. Смотрите фильм Алексея Пищулина «Пушкина после Пушкина» (2015): <https://www.youtube.com/watch?v=-rQv0IcWYes>.
Печатается по: Алексей Пищулин. Пушкина после Пушкина // Мир Музея. 2024. №1. С.#nbsp;9#nbsp;–#nbsp;12.
На илл.: Н.#nbsp;Фризенгоф. Дети Пушкина. Рисунок. На обложке: Актриса Мария Жиганова перед портретом Н.Н.#nbsp;Гончаровой работы А.П.#nbsp;Брюллова. Съёмки фильма «Пушкина после Пушкина». Музей‑усадьба «Полотняные Заводы». 2015#nbsp;г.
См. также: Музей пушкинского счастья. Беседа Ксении Сергазиной с#nbsp;Евгением Богатырёвым#nbsp;//#nbsp;Мир Музея. 2024. №1. С.#nbsp;16#nbsp;–#nbsp;17.