Антарктический дневник. Текст и фото Катерины Ковалёвой
«Входил ли ты в хранилища снега и видел ли ты сокровищницы града?..»*
«...удаляюсь во внутренние покои, прохладные сумрачные палаты».**
«...удаляюсь во внутренние покои, прохладные сумрачные палаты».**
В марте 2017 года мне посчастливилось побывать в Антарктиде в составе участников Антарктической Биеннале, вдохновителем и организатором которой был Александр Пономарёв, замечательный российский художник‑мореплаватель. На борту научного судна «Сергей Вавилов» собрались художники из разных стран, подготовившие свои проекты специально для этой арт‑экспедиции. Наверное, среди них, представителей современного искусства, я была самым старомодным художником‑натуралистом. Моя задача состояла в том, чтобы вести «антарктический дневник» — ежедневно зарисовывать всё, что происходило вокруг.
Мой день начинался с натурного рисования — фиксирования первых лучей рассвета в иллюминаторе, первых минут нового дня. Не всегда это было что‑то захватывающее: иногда я зарисовывала туман или однообразную линию горизонта, ничего эффектного. Но в ежедневном повторении, в этом «утреннем правиле», в рутинном художественном жесте мне виделась необходимость фиксации значительности и неповторимости каждого дня.
Наш путь в Антарктиду начался с пересечения пролива Дрейка, самого широкого и самого глубокого на планете. Пролив имеет также репутацию самого штормового места в океане. Под нами — пять километров воды. Постоянный ветер. Чтобы преодолеть 820 километров пролива, приходится испытать немалое напряжение и сопротивление стихии. «Неистовые пятидесятые», «ревущие сороковые» — как только не называли эти широты мореплаватели XѴII – XIX веков, ходившие здесь под парусами! Трудно себе представить, каково им приходилось. Ведь даже мы, надёжно защищённые бронёй современного корабля, испытывали немалый дискомфорт и беспокойство. Для многих единственно возможным условием пересечения пролива Дрейка оказалось пребывание в каюте в горизонтальном положении.
Говорят, нам ещё повезло — шторм был «несерьёзный».
И вот мы оказались по ту сторону пролива. Корабль рассекает безграничное стальное пространство ледяной воды; «грандиозный планетарный сквозняк» являет себя во всей красе.
На второй день мы нетерпеливо вглядываемся в неясную даль в ожидании появления первых айсбергов. И вдруг где‑то сбоку, совершенно неожиданно, появляется антарктическая «малая архитектурная форма». Наш первый айсберг! Спешу его зафиксировать. И дальше, один за другим, айсберги, как разбредшееся стадо, безучастно свидетельствуют нам о приближении самого южного, единственного незаселённого и неосвоенного континента.
Антарктическая пустота предстаёт перед нами во всей торжественности чистого белого листа. Прежде чем провести первую линию, замираю в волнении. Купол антарктического неба кажется герметичным и безразличным к тем, кто, будто по недоразумению, случайно, оказался здесь незваным гостем. Это единственная часть планеты, не принадлежащая человеку; территория вечного не тронутого людьми реликтового порядка, «протооснова», существующая при самых низких температурах.
Я работаю акварелью. Движения кисти минимальны, как и присутствие цвета. Нужно быть сдержанным, по‑другому здесь невозможно. Антарктическая вода, смешиваясь с акварелью, остаётся на бумаге, запечатлевая какие‑то, пока неизвестные мне, смыслы. Здесь нет напряжения; покой, пронизывающий всё пространство, подчиняет себе и принуждает прислушиваться к тишине и интуиции. Здесь своё течение времени — а может, его вообще не существует... Толща антарктического льда хранит нетронутым Время от начала времён. Как известно, исследование ледяных кернов открывает множество тайн и помогает учёным разобраться в генезисе земли. Я пытаюсь добыть свой керн антарктического пространства: вглядываюсь в этот вечный пейзаж, в его ритмические основы, прислушиваюсь к звукам отколовшегося и рухнувшего льда, вздохам и плюханью китов, кряканью пингвинов, лаю тюленей.
Пытаюсь припомнить всё известное и неизвестное (на одной из брошенных полярных станций среди разных «ненужных» вещей сорокалетней давности мы обнаружили книгу Набокова «Speak Memory!» — «Память, говори»; думаю, это очень хорошая метафора ко всему опыту путешествия в Антарктиду). Как заметил путешествовавший с нами философ Александр Секацкий, здесь, среди вечных льдов, вечной воды, приходит понимание, что такая персональная часть нас самих, как память, будто способна подключаться к трансперсональным полям памяти: «Если до них добраться, подключиться к этим полям, можно припомнить невероятное множество вещей и событий. Припомнить как нечто всегда принадлежавшее тебе и просто ждавшее воссоединения».
...На обратном пути погода стояла на удивление умиротворённая. В проливе Дрейка на борту корабля состоялась выставка рисунков, сделанных мною во время нашей экспедиции, — возможно, первая в истории. Я показала спутникам свой «Антарктический дневник». Мы использовали экспозиционные модули, спроектированные архитектором Алексеем Козырем: за основу были взяты геодезические приборы на треногах, какие раньше были в ходу у исследователей Антарктики. Работы, помещённые в «безвоздушное» пространство прозрачных кубов, будто вмёрзшие в лёд на фоне антарктических далей, можно было подробно рассматривать, не нарушая герметичности каждого модуля, соблюдая определённую дистанцию (правило, которое неукоснительно действует в Антарктиде), оставаясь наедине с собой и в то же время подключаясь к единому нетронутому пространству «протоосновы».
И эта надмирность, по мере проникновения вглубь континента захватывающая тебя всё больше, как и особое пристальное вглядывание в себя, склонность к внутреннему «затвору», давались в Антарктиде совершенно естественно, легко, ясно, прозрачно, как само собой разумеющееся, как бесконечный Дар.
Мне хотелось передать это ощущение, когда спустя год после путешествия в Антарктику готовилась экспозиция моей выставки «Маршруты памяти» в ММОМА (Московском музее современного искусства).
Те же модули на треногах с помещёнными внутрь антарктическими рисунками, будто памятники, обелиски, свидетельствовали о незабываемом путешествии и моём состоявшемся паломничестве к первооснове себя самой.
Антарктида – Москва.
* Иов 38 : 22.
** Л. Лосев.
Мой день начинался с натурного рисования — фиксирования первых лучей рассвета в иллюминаторе, первых минут нового дня. Не всегда это было что‑то захватывающее: иногда я зарисовывала туман или однообразную линию горизонта, ничего эффектного. Но в ежедневном повторении, в этом «утреннем правиле», в рутинном художественном жесте мне виделась необходимость фиксации значительности и неповторимости каждого дня.
Наш путь в Антарктиду начался с пересечения пролива Дрейка, самого широкого и самого глубокого на планете. Пролив имеет также репутацию самого штормового места в океане. Под нами — пять километров воды. Постоянный ветер. Чтобы преодолеть 820 километров пролива, приходится испытать немалое напряжение и сопротивление стихии. «Неистовые пятидесятые», «ревущие сороковые» — как только не называли эти широты мореплаватели XѴII – XIX веков, ходившие здесь под парусами! Трудно себе представить, каково им приходилось. Ведь даже мы, надёжно защищённые бронёй современного корабля, испытывали немалый дискомфорт и беспокойство. Для многих единственно возможным условием пересечения пролива Дрейка оказалось пребывание в каюте в горизонтальном положении.
Говорят, нам ещё повезло — шторм был «несерьёзный».
И вот мы оказались по ту сторону пролива. Корабль рассекает безграничное стальное пространство ледяной воды; «грандиозный планетарный сквозняк» являет себя во всей красе.
На второй день мы нетерпеливо вглядываемся в неясную даль в ожидании появления первых айсбергов. И вдруг где‑то сбоку, совершенно неожиданно, появляется антарктическая «малая архитектурная форма». Наш первый айсберг! Спешу его зафиксировать. И дальше, один за другим, айсберги, как разбредшееся стадо, безучастно свидетельствуют нам о приближении самого южного, единственного незаселённого и неосвоенного континента.
Антарктическая пустота предстаёт перед нами во всей торжественности чистого белого листа. Прежде чем провести первую линию, замираю в волнении. Купол антарктического неба кажется герметичным и безразличным к тем, кто, будто по недоразумению, случайно, оказался здесь незваным гостем. Это единственная часть планеты, не принадлежащая человеку; территория вечного не тронутого людьми реликтового порядка, «протооснова», существующая при самых низких температурах.
Я работаю акварелью. Движения кисти минимальны, как и присутствие цвета. Нужно быть сдержанным, по‑другому здесь невозможно. Антарктическая вода, смешиваясь с акварелью, остаётся на бумаге, запечатлевая какие‑то, пока неизвестные мне, смыслы. Здесь нет напряжения; покой, пронизывающий всё пространство, подчиняет себе и принуждает прислушиваться к тишине и интуиции. Здесь своё течение времени — а может, его вообще не существует... Толща антарктического льда хранит нетронутым Время от начала времён. Как известно, исследование ледяных кернов открывает множество тайн и помогает учёным разобраться в генезисе земли. Я пытаюсь добыть свой керн антарктического пространства: вглядываюсь в этот вечный пейзаж, в его ритмические основы, прислушиваюсь к звукам отколовшегося и рухнувшего льда, вздохам и плюханью китов, кряканью пингвинов, лаю тюленей.
Пытаюсь припомнить всё известное и неизвестное (на одной из брошенных полярных станций среди разных «ненужных» вещей сорокалетней давности мы обнаружили книгу Набокова «Speak Memory!» — «Память, говори»; думаю, это очень хорошая метафора ко всему опыту путешествия в Антарктиду). Как заметил путешествовавший с нами философ Александр Секацкий, здесь, среди вечных льдов, вечной воды, приходит понимание, что такая персональная часть нас самих, как память, будто способна подключаться к трансперсональным полям памяти: «Если до них добраться, подключиться к этим полям, можно припомнить невероятное множество вещей и событий. Припомнить как нечто всегда принадлежавшее тебе и просто ждавшее воссоединения».
...На обратном пути погода стояла на удивление умиротворённая. В проливе Дрейка на борту корабля состоялась выставка рисунков, сделанных мною во время нашей экспедиции, — возможно, первая в истории. Я показала спутникам свой «Антарктический дневник». Мы использовали экспозиционные модули, спроектированные архитектором Алексеем Козырем: за основу были взяты геодезические приборы на треногах, какие раньше были в ходу у исследователей Антарктики. Работы, помещённые в «безвоздушное» пространство прозрачных кубов, будто вмёрзшие в лёд на фоне антарктических далей, можно было подробно рассматривать, не нарушая герметичности каждого модуля, соблюдая определённую дистанцию (правило, которое неукоснительно действует в Антарктиде), оставаясь наедине с собой и в то же время подключаясь к единому нетронутому пространству «протоосновы».
И эта надмирность, по мере проникновения вглубь континента захватывающая тебя всё больше, как и особое пристальное вглядывание в себя, склонность к внутреннему «затвору», давались в Антарктиде совершенно естественно, легко, ясно, прозрачно, как само собой разумеющееся, как бесконечный Дар.
Мне хотелось передать это ощущение, когда спустя год после путешествия в Антарктику готовилась экспозиция моей выставки «Маршруты памяти» в ММОМА (Московском музее современного искусства).
Те же модули на треногах с помещёнными внутрь антарктическими рисунками, будто памятники, обелиски, свидетельствовали о незабываемом путешествии и моём состоявшемся паломничестве к первооснове себя самой.
Антарктида – Москва.
* Иов 38 : 22.
** Л. Лосев.
Печатается по: Ковалёва К. Художник на краю земли. Антарктический дневник // Мир Музея. 2021. №3. С.2–6.
См. также:
Женщина в белом. Беседа Алексея Пищулина с Ольгой Стефановой // Мир Музея. 2021. №3. С.7–11.
Практическая цетология. Беседа Алексея Пищулина с Владимиром Латкой // Мир Музея. 2024. №2. С.8–10.
Черепицина А., Косынкина Д. О доблестях и славе // Мир Музея. 2022. №8. С.24–28.
Пищулин А. Окно в Зазеркалье // Мир Музея. 2022. №8. С.35–36.
Грей Э. Стационарный ковчег. Пер. с англ. Ирины Дин (Хохолевой) // Мир Музея. 2025. №1. С.11–13.
Дин (Хохолева) И. «На первом месте животные, потом смотрители, потом посетители» // Мир Музея. 2025. №1. С.8–10.
Женщина в белом. Беседа Алексея Пищулина с Ольгой Стефановой // Мир Музея. 2021. №3. С.7–11.
Практическая цетология. Беседа Алексея Пищулина с Владимиром Латкой // Мир Музея. 2024. №2. С.8–10.
Черепицина А., Косынкина Д. О доблестях и славе // Мир Музея. 2022. №8. С.24–28.
Пищулин А. Окно в Зазеркалье // Мир Музея. 2022. №8. С.35–36.
Грей Э. Стационарный ковчег. Пер. с англ. Ирины Дин (Хохолевой) // Мир Музея. 2025. №1. С.11–13.
Дин (Хохолева) И. «На первом месте животные, потом смотрители, потом посетители» // Мир Музея. 2025. №1. С.8–10.
На фото: Катя Ковалёва «на натуре». 2017 г.
На главной странице: Рисунки из серии «Антарктический дневник». Бумага, карандаш, акварель. 2017 г.
На главной странице: Рисунки из серии «Антарктический дневник». Бумага, карандаш, акварель. 2017 г.