Александр Иванович Куприн, почитая себя, как и всякий большой художник, гражданином мира, все‑таки плакал именно при виде русских берёзок в районе станции Голицыно, трепетал именно при виде надменного Петербурга, умилялся окрестностями именно Севастополя — Херсонеса Таврического. Почему именно так? Да потому, что быть русским писателем — не столько профессия, сколько судьба. А судьбе, как и сердцу, не прикажешь.
Максим Гуреев. Фото автора
В ту свою прогулку по городу Александр Иванович Куприн отправился в чрезвычайно приподнятом настроении. Заложив руки за спину, он бодро пересёк Невский проспект и двинулся в сторону Большой Московской улицы.
Супруга писателя — Мария Карловна — едва поспевала за Александром Ивановичем. А он нёсся на всех парах, словно бы навстречу новым приключениям и новым впечатлениям.
Оказавшись на улице Кабинетской, Куприн умерил шаг и стал осматриваться по сторонам — многое ему тут казалось неожиданным и невиданным ранее.
Например, прибитая над входом в полуподвал дома номер семь вывеска «Устричное заведение Г. Денакса».
На какое‑то мгновение писатель замер на месте, а затем, преодолев три ступени, что вели вниз, решительно протиснулся в узкую дверь.
Впоследствии Мария Карловна Куприна так описала это событие: «Александр Иванович недалеко от Невского случайно обнаружил небольшую лавочку, торговавшую черноморскими устрицами... Кроме хозяина, грека средних лет, в лавочке никого не было. Узнав, что устрицы можно есть тут же в магазинчике, Александр Иванович тотчас у стойки съел десяток. Конечно, при этом завязался разговор с хозяином. Выяснилось, что он уроженец Балаклавы, где, по его словам, в прибрежных скалах были неплохие месторождения устриц».
Через несколько дней Александр Иванович вернулся сюда уже не с пустыми руками, потому как наслаждаться настоящими черноморскими устрицами без хорошего белого сухого было невозможно.
Однако куда большее впечатление на Куприна произвели рассказы Григория Петровича Денакса о своей родине — Балаклаве. И вскоре писатель принял весьма характерное для него экстравагантное решение — безо всяких отлагательств отправиться в Балаклаву, о чём Мария Карловна и была поставлена в известность.
В город, население которого составляло чуть более двух тысяч человек (в основном этнические греки), Александр Иванович с супругой прибыли в сентябре 1904 года и поселись в гостинице «Гранд‑Отель» (сохранилась до наших дней, перед ней в 2009 году установлен памятник писателю). Однако затем Куприны перебрались на дачу Петра Измайловича Ремезова — приятеля Александра Ивановича. Сюда они вернутся через год, в августе 1905 года. Тогда‑то и будет принято решение купить в Балаклаве землю, построить свой дом и остаться жить здесь, в местности, описанной самим Гомером, навсегда.
Ну как, действительно, было не возникнуть такой мысли после следующих строк, пришедших писателю именно тут: «Вода в заливе похолодела, дни стоят ясные, тихие, с чудесной свежестью и крепким морским запахом по утрам, с синим безоблачным небом, уходящим бог знает в какую высоту, с золотом и пурпуром на деревьях, с безмолвными чёрными ночами... Нигде во всей России — а я порядочно её изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон — и весь поглощаешься мраком и молчанием. Чёрное небо, чёрная вода в заливе, чёрные горы... Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья».
Не мешкая, Александр Иванович переходит к делу: на склоне балки Кефало‑вриси он приобретает участок земли с видом на эпические руины Генуэзской крепости, составляет план дома и сада, приобретает саженцы фруктовых и декоративных деревьев, нанимает рабочих для выравнивая грунта и возведения террас.
Как и всякий большой русский писатель, он совершенно погружается в местную жизнь. «Не быть наблюдателем, но быть участником», — таков девиз Куприна.
Благородные разбойники-«лестригоны», что упомянуты ещё в «Одиссее» (такими видятся Александру Ивановичу его новые друзья), принимают его в свою рыболовецкую артель, он учится вязать морские узлы, ходить под парусом, тянуть сети и, разумеется, достойно отмечать удачный улов.
По преданию, во время одного из таких празднований Куприн отправился на телеграф и отбил в столицу империи следующий текст: «Балаклава объявляет себя свободной республикой греческих рыбаков».
Ответ пришёл незамедлительно: «Когда пьёте, закусывайте». По одной версии, слова принадлежали государю, по другой — Петру Аркадьевичу Столыпину.
Впрочем, после трагических событий ноября 1905 года, имевших место произойти в Севастополе, балаклавская идиллия писателя Куприна закончилась столь же внезапно, как и началась.
На жестокое подавление восстания революционных матросов на крейсере «Очаков» командующим Черноморским флотом вице‑адмиралом Григорием Павловичем Чухницым Александр Иванович отреагировал острополемическим очерком «События в Севастополе», приведшим Чухнина в бешенство. Командующий приказал немедленно выслать писателя «из пределов Севастопольского градоначальничества».
Что и было сделано.
Вплоть до 1907 года Куприн предпринимал попытки вернуться в Балаклаву, но въезд на эти столь полюбившиеся ему земли оказался закрыт ему навсегда.
Что же касается до Григория Петровича Денакса, то никакой информации о нём после 1904 года история не сохранила. Это, впрочем, и понятно: ведь, по словам Марии Карловны, «стоили устрицы у Денакса необыкновенно дёшево: начиная от 30 копеек за десяток и до двух рублей самые отборные. Эту дешевизну Денакса объяснял семейным характером предприятия и не замедлил пожаловаться на убыточность лавчонки».
Разорился, вестимо...
Крым – Москва.
Супруга писателя — Мария Карловна — едва поспевала за Александром Ивановичем. А он нёсся на всех парах, словно бы навстречу новым приключениям и новым впечатлениям.
Оказавшись на улице Кабинетской, Куприн умерил шаг и стал осматриваться по сторонам — многое ему тут казалось неожиданным и невиданным ранее.
Например, прибитая над входом в полуподвал дома номер семь вывеска «Устричное заведение Г. Денакса».
На какое‑то мгновение писатель замер на месте, а затем, преодолев три ступени, что вели вниз, решительно протиснулся в узкую дверь.
Впоследствии Мария Карловна Куприна так описала это событие: «Александр Иванович недалеко от Невского случайно обнаружил небольшую лавочку, торговавшую черноморскими устрицами... Кроме хозяина, грека средних лет, в лавочке никого не было. Узнав, что устрицы можно есть тут же в магазинчике, Александр Иванович тотчас у стойки съел десяток. Конечно, при этом завязался разговор с хозяином. Выяснилось, что он уроженец Балаклавы, где, по его словам, в прибрежных скалах были неплохие месторождения устриц».
Через несколько дней Александр Иванович вернулся сюда уже не с пустыми руками, потому как наслаждаться настоящими черноморскими устрицами без хорошего белого сухого было невозможно.
Однако куда большее впечатление на Куприна произвели рассказы Григория Петровича Денакса о своей родине — Балаклаве. И вскоре писатель принял весьма характерное для него экстравагантное решение — безо всяких отлагательств отправиться в Балаклаву, о чём Мария Карловна и была поставлена в известность.
В город, население которого составляло чуть более двух тысяч человек (в основном этнические греки), Александр Иванович с супругой прибыли в сентябре 1904 года и поселись в гостинице «Гранд‑Отель» (сохранилась до наших дней, перед ней в 2009 году установлен памятник писателю). Однако затем Куприны перебрались на дачу Петра Измайловича Ремезова — приятеля Александра Ивановича. Сюда они вернутся через год, в августе 1905 года. Тогда‑то и будет принято решение купить в Балаклаве землю, построить свой дом и остаться жить здесь, в местности, описанной самим Гомером, навсегда.
Ну как, действительно, было не возникнуть такой мысли после следующих строк, пришедших писателю именно тут: «Вода в заливе похолодела, дни стоят ясные, тихие, с чудесной свежестью и крепким морским запахом по утрам, с синим безоблачным небом, уходящим бог знает в какую высоту, с золотом и пурпуром на деревьях, с безмолвными чёрными ночами... Нигде во всей России — а я порядочно её изъездил по всем направлениям, — нигде я не слушал такой глубокой, полной, совершенной тишины, как в Балаклаве. Выходишь на балкон — и весь поглощаешься мраком и молчанием. Чёрное небо, чёрная вода в заливе, чёрные горы... Тишина не нарушается ни одним звуком человеческого жилья».
Не мешкая, Александр Иванович переходит к делу: на склоне балки Кефало‑вриси он приобретает участок земли с видом на эпические руины Генуэзской крепости, составляет план дома и сада, приобретает саженцы фруктовых и декоративных деревьев, нанимает рабочих для выравнивая грунта и возведения террас.
Как и всякий большой русский писатель, он совершенно погружается в местную жизнь. «Не быть наблюдателем, но быть участником», — таков девиз Куприна.
Благородные разбойники-«лестригоны», что упомянуты ещё в «Одиссее» (такими видятся Александру Ивановичу его новые друзья), принимают его в свою рыболовецкую артель, он учится вязать морские узлы, ходить под парусом, тянуть сети и, разумеется, достойно отмечать удачный улов.
По преданию, во время одного из таких празднований Куприн отправился на телеграф и отбил в столицу империи следующий текст: «Балаклава объявляет себя свободной республикой греческих рыбаков».
Ответ пришёл незамедлительно: «Когда пьёте, закусывайте». По одной версии, слова принадлежали государю, по другой — Петру Аркадьевичу Столыпину.
Впрочем, после трагических событий ноября 1905 года, имевших место произойти в Севастополе, балаклавская идиллия писателя Куприна закончилась столь же внезапно, как и началась.
На жестокое подавление восстания революционных матросов на крейсере «Очаков» командующим Черноморским флотом вице‑адмиралом Григорием Павловичем Чухницым Александр Иванович отреагировал острополемическим очерком «События в Севастополе», приведшим Чухнина в бешенство. Командующий приказал немедленно выслать писателя «из пределов Севастопольского градоначальничества».
Что и было сделано.
Вплоть до 1907 года Куприн предпринимал попытки вернуться в Балаклаву, но въезд на эти столь полюбившиеся ему земли оказался закрыт ему навсегда.
Что же касается до Григория Петровича Денакса, то никакой информации о нём после 1904 года история не сохранила. Это, впрочем, и понятно: ведь, по словам Марии Карловны, «стоили устрицы у Денакса необыкновенно дёшево: начиная от 30 копеек за десяток и до двух рублей самые отборные. Эту дешевизну Денакса объяснял семейным характером предприятия и не замедлил пожаловаться на убыточность лавчонки».
Разорился, вестимо...
Крым – Москва.
Печатается по: Гуреев М. Балаклавская идиллия Куприна // Мир Музея. 2025. №3. С.24–26.
См. также: Сергазина К. Морской чёрт, найденный в Коктебеле // Мир Музея. 2023. №3. С.30–33.
Гуреев М. «Люди, которые пишут прозаические тексты, — одиноки» // Мир Музея. 2022. №10. С.2–5.
Пищулин А. Ялта навсегда // Мир Музея. 2023. №3. С.8–13.
Пищулин А. КРЫМНАШ // Мир Музея. 2024. №3. С.8–9.
Дин (Хохолева) И. Фотоаппарат «на вооружении» // Мир Музея. 2024. №3. С.10–15.
Орехов Д. Уроки Ливадии // Мир Музея. 2023. №1. С.2–5.
Гуреев М. «Люди, которые пишут прозаические тексты, — одиноки» // Мир Музея. 2022. №10. С.2–5.
Пищулин А. Ялта навсегда // Мир Музея. 2023. №3. С.8–13.
Пищулин А. КРЫМНАШ // Мир Музея. 2024. №3. С.8–9.
Дин (Хохолева) И. Фотоаппарат «на вооружении» // Мир Музея. 2024. №3. С.10–15.
Орехов Д. Уроки Ливадии // Мир Музея. 2023. №1. С.2–5.
На фото: А.И. Куприн. Фото 1904–1905 гг.