О жизни Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме рассказывают заведующая отделом гостеприимства и волонтёрства Светлана Прасолова и методист по работе с маломобильными посетителями Алексей Мазуров.
Коллеги, почему вообще Фонтанный Дом? Что здесь было раньше, до Ахматовой? Алексей Мазуров: Эти земли за рекой Фонтанкой, за границей Санкт‑Петербурга получил граф Шереметев, сподвижник Петра#nbsp;I, здесь размещалась загородная резиденция Шереметевых. Фонтанка была границей города#nbsp;— и если Шуваловский дворец фасадом выходит на саму Фонтанку#nbsp;— как городская резиденция, то Фонтанный Дом#nbsp;— загородная резиденция#nbsp;— отдалён от реки, сдвинут вглубь.
Когда Ахматова попадает сюда впервые? Алексей Мазуров: В квартиру#nbsp;44 Ахматова впервые пришла 19#nbsp;октября 1922#nbsp;года (как сладко это говорить в 2022#nbsp;году, осенью).
Когда мы говорим о датах Фонтанного Дома, то, разумеется, говорим о мемориальном музее‑квартире Николая Николаевича Пунина, видного искусствоведа, который жил в этой квартире с женой. Но ещё в#nbsp;1918#nbsp;году Ахматова поселилась здесь с Владимиром Казимировичем Шилейко#nbsp;— в#nbsp;Северном садовом флигеле (сейчас он перестроен под жилой дом).
Можно ли сказать, что Фонтанный Дом#nbsp;— это прежде всего музей человека, а уже потом музей поэта? Светлана Прасолова: Мы говорим о человеке, который здесь жил, взаимодействовал, встречался с#nbsp;какими‑то людьми, интересовался историей этого дома, этого места, пришёл сюда жить#nbsp;— уже с#nbsp;какой‑то собственной историей, со своими воспоминаниями. И при этом у этого человека была способность облекать свои переживания в строки, которые становились стихами. Ведь даже в#nbsp;Серебряный век свои, друзья по «цеху», если мы говорим о «цехе поэтов», смотрели друг на друга с#nbsp;большой долей критики. Ахматова же была исключением, этаким сюрпризом времени, ведь «быть поэтом женщине#nbsp;— нелепость» (это её собственные строки). Но в какой‑то момент произошла катастрофа, которая коснулась не её одну, а весь мир, — и в этой катастрофе выживают люди, относящиеся к#nbsp;происходящему с умением отстраниться и посмотреть издалека. И удивительные спутники жизни#nbsp;— и Николай Гумилёв, и Владимир Шилейко, и Николай Пунин#nbsp;— дают Ахматовой возможность этого отдаления, этой перспективы. Гумилёв, который, к примеру, воспринимает мудрость вождей африканских племен, где он побывал, и говорит о стихиях; Шилейко, который также погружает её в древнюю историю через переводы Эпоса о Гильгамеше и шумерской поэмы «Энума Элиш»...
Открывая этот музей, мы с самого начала говорили, что здесь будет разговор о поколениях. Это такой завет Ахматовой, который мы воплощаем. Поэтому в музее принципиально говорить даже не о человеке, не о поэте, а о месте, в котором жили, куда приходили, где думали.
Кто приходит в музей? Школьники? Взрослые? Светлана Прасолова: Взрослых, конечно, больше. Школьников приводят замечательные взрослые. Но для нас важно, как люди приходят. И в этом, конечно, есть элемент провокации: несколько лет мы начали писать на стене стихи Ахматовой#nbsp;— и получили отклик: сначала строки Ахматовой, Цветаевой, Бродского, Пастернака, а потом и размышления#nbsp;— о времени и о себе. Тут есть надписи на уровне глаз, а есть выше уровня глаз#nbsp;— приходят молодые люди и держат девушек на плечах, а те пишут. Посыл нашего музея: приходите в гости, можете не читать, не готовиться. Просто приходите#nbsp;— мы будем вам рады.
Музей, стало быть, больше про погружение, чем про информацию? Алексей Мазуров: Встреча с поэтом должна быть один на один. Мы проводим литературные вечера, экскурсии, вы можете быть погружённым в эпоху... Но я считаю, что для того, чтобы назвать себя человеком, который любит того или иного поэта, надо оказаться с ним наедине. Вы должны открыть книгу#nbsp;— то, что будет с вами происходить при чтении, невозможно рассказать словами. Поэтому в#nbsp;ахматовской квартире мы делаем интерактивную литературную часть с помощью технических средств: чтобы увидеть комментарии с рассказом о предметах, выставленных в экспозиции, вы должны протянуть руку, обозначить, что вы хотите об этом узнать, — и только тогда на чёрных экранах появится комментарий или вопрос, провоцирующий на прочтение текстов.
Кофе на первом этаже, «Шумерийская кофейня»#nbsp;— это тоже одна из деталей приближения. Ребята из кофейни придумали тематические напитки: у нас есть «Шумерийский кофе», есть кофе «Ахматовские чтения». Всё это сделано, чтобы человек чуть задержался, остановился, подумал.
Какие места города, кроме Фонтанного Дома, были значимы для Ахматовой? Светлана Прасолова: Это замечательный вопрос, потому что через Ахматову, как я уже говорила, мы выходим на разные темы. Она ходила по улицам#nbsp;— и ей казалось, что здесь проходил Пушкин. Она жила на Фонтанке#nbsp;— а рядом, в соседних домах, действительно и жил, и приходил к друзьям в гости Пушкин, смотрел на Михайловский замок и писал строки, вошедшие в оду «Вольность». Мы выходим на Литейный#nbsp;— и видим колокольню Владимирского собора. За ней#nbsp;— последний адрес Достоевского, это Россия Достоевского, это город Достоевского, город, в котором она живёт. Ахматова долго не была жительницей Петербурга. Она в детстве и юности жила в Царском Селе, росла в тиши парков, где тоже всё пропитано Пушкиным, где была императорская резиденция...#nbsp;— и вместе с тем это идеальный город.
В 1910 году Гумилёв приезжает в Киев, забирает оттуда Ахматову (ещё Анну Горенко), которая, наконец, соглашается быть его женой, он возвращает её#nbsp;— и они приезжали в Петербург из дома Гумилёвых в Царском Селе на поездах, ночь проводили в «Бродячей собаке»#nbsp;— по одной простой причине: нужно дождаться утреннего поезда, чтобы ехать обратно в Царское Село, к себе. Когда Гумилёв уходит на фронт, начинаются переезды Ахматовой с одной квартиры на другую и поиск себя, всматривание в этот город, который всё ещё остаётся для неё загадкой. Фото Ирины Новосёловой.
О нас Светлана Прасолова. Я стала заведующей научно‑просветительским отделом в музее Анны Ахматовой в 2005#nbsp;году. А теперь у нас новая структура#nbsp;— отдел гостеприимства и волонтёрства. Пришла по приглашению, с одной стороны, внучки Н. Н. Пунина#nbsp;— Анны Генриховны Каминской, а#nbsp;с#nbsp;другой#nbsp;— сотрудницы музея и режиссёра Ларисы Захаровны Артёмовой, которые первыми познакомили меня с#nbsp;музеем. Когда я сюда пришла, мне здесь очень понравилось. По образованию я историк, мы дружили с#nbsp;Николаем Зыковым, сотрудником Эрмитажа и, кроме того, однокурсником моего мужа, сыном Анны Генриховны. Когда я только начинала работать, в моей личной жизни не было столько горя, многое я#nbsp;постигала умозрительно, на опыте исторического анализа. Моя специализация была история Нового времени. С годами я стала лучше понимать Ахматову#nbsp;— как женщину, как человека, стала более компетентна в тех вопросах, которые чаще всего задают посетители: про её личную жизнь, отношения, переживания. Но при этом раскрывать именно эти сюжеты мне сложнее всего. Мне кажется более правильным погрузить человека в то время#nbsp;— и только потом давать комментарии, опираясь на свидетельства самих участников событий, от которых остались вещи, письма, книги, стихи.
Алексей Мазуров. Я пришёл сюда впервые больше 20#nbsp;лет назад осенью 2000#nbsp;года, для того чтобы пройти практику как студент‑музеевед. И задержался: сначала техником видеогостиной, затем экскурсоводом, а затем старшим научным сотрудником, хранителем экспозиции. В 2003#nbsp;году ушёл, а спустя два десятилетия вернулся для того, чтобы стать методистом по работе с маломобильными посетителями.
Гумилёвы: отец и сын Музей‑квартира Льва Николаевича Гумилёва (ул.#nbsp;Коломенская, 1/15)#nbsp;— филиал нашего музея.
Музей был открыт в#nbsp;2004#nbsp;году, когда вдова Льва Николаевича Наталия Викторовна Гумилёва‑Симоновская передала квартиру городу. Её наследники#nbsp;— это держатели авторского права Ахматовой на сегодняшний день, мы с#nbsp;ними в#nbsp;тесной связи.
В одной из комнат сегодня устроен выставочный зал#nbsp;— и там, в частности, есть возможность говорить не только о Льве Николаевиче, но о Николае Степановиче Гумилёве. Недавно открылась выставка «По линии наибольшего сопротивления». Подробнее об этом#nbsp;— в#nbsp;следующем материале этого номера.
1 октября 2022 года Льву Николаевичу Гумилёву исполнилось 110#nbsp;лет, и#nbsp;в#nbsp;музее (на#nbsp;Коломенской) провели Круглый стол его памяти.
Бродский говорил: «Дом#nbsp;— это место, где тебе не задают лишних вопросов» Когда музей открылся, у нас не было собственно коллекции вещей, связанной с Ахматовой. В#nbsp;1989#nbsp;году здесь были только стены#nbsp;— и наше желание опять называть это место ахматовским. За 30#nbsp;лет собрана большая коллекция. Во время этого очень важного периода, до конца перестройки, когда возвращались имена, друзья Иосифа Александровича Бродского, хранившие его вещи, передавали их нам#nbsp;— и потом к нам стали обращаться те, кто уже знал, что у нас хранятся эти предметы. В 1991#nbsp;году, с согласия Иосифа Александровича Бродского, Яков Аркадьевич Гордин передал нам ленинградскую домашнюю библиотеку поэта. С этого и началась возможность говорить о#nbsp;Бродском в музее#nbsp;— конечно, как о современнике Ахматовой. В Фонтанном Доме они не встречались, но мы традиционно ездили в Комарово#nbsp;— чтобы оказаться на месте погребения Ахматовой, у её «Будки», чтобы говорить о её взаимоотношениях с Бродским.
В 2005#nbsp;году у нас на первом этаже открылась экспозиция «Американский кабинет Иосифа Бродского». Большая коллекция уже не вмещалась в фондах музея, мы испытывали нехватку помещений#nbsp;— и в этом пространстве большие вещи из квартиры стали экспозицией. Были ещё потрясающие выставки, среди которых особо отмечу «„Ниоткуда с любовью“... К#nbsp;первой годовщине смерти Иосифа Бродского». Выставка в большом зале, где стояло множество столов с ящиками#nbsp;— чтобы показать эпоху, в которой жил Бродский: многие его современники писали «в#nbsp;стол», не публиковали свои тексты. Посетители могли открывать эти ящики и заглядывать внутрь#nbsp;— создавался невероятный эффект погружения и причастности.
И сейчас, в «Натюрморте» мы встречаем наших верных друзей, гостей музея, которые помнят ту выставку и «Американский кабинет».
В декабре 2021#nbsp;года после реэкспозиции вещи поэта переместились в принципиально новую экспозицию на третий этаж. Бродский говорил, что «дом#nbsp;— это место, где тебе не задают лишних вопросов». Встреча с Бродским начинается в саду: перед входом в музей по стене вдруг появляется ниточка стихотворения «Натюрморт»#nbsp;(1971)#nbsp;— оно было написано в тот момент, когда поэт#nbsp;— очень остро для себя самого#nbsp;— осознал, что его жизнь конечна. В этой экспозиции нет ни одной этикетки, вещи лежат большой грудой#nbsp;— то ли склад, то ли багаж, жизненный багаж человека... Эту экспозицию мы заявляем как такое новое открытое хранение вещей. Светлана Прасолова.
На фото: Фотография Н.С.#nbsp;Гумилёва (Царское Село, 1915#nbsp;г.) и#nbsp;страница письма Льва Гумилёва его учителю Александру Михайловичу Переслегину в#nbsp;Бежецк.
Печатается по: По завету Ахматовой. Беседа Ксении Сергазиной со Светланой Прасоловой и#nbsp;Алексеем Мазуровым#nbsp;//#nbsp;Мир Музея. 2022. №10. С.#nbsp;14#nbsp;–#nbsp;17.
См. также: Печатается по: Максим Гуреев. «В деревне Бог живёт не по углам...»#nbsp;//#nbsp;Мир Музея. 2023. №2. С.#nbsp;2#nbsp;–#nbsp;4.