В марте 2022 года исполнилось 115 лет со дня рождения писательницы Лидии Чуковской.
Широкому кругу читателей имя Лидии Корнеевны Чуковской (1907 – 1996) сегодня мало знакомо. В отличие от её отца, выдающегося критика, литературоведа, детского писателя, переводчика Корнея Ивановича Чуковского, которого знает, вероятно, каждый житель нашей страны, имя Лидии Чуковской что‑то говорит скорее литературоведам и людям, интересующимся историей русской литературы и культуры.
Большинство начинает знакомство с Лидией Корнеевной с повести «Софья Петровна», рассказывающей о страшных годах сталинского террора. В 1938 году был репрессирован и расстрелян муж Чуковской, астрофизик и писатель Матвей Петрович Бронштейн. Пережив страшную потерю и став очевидцем происходящего вокруг хаоса, Лидия Корнеевна спустя два года закончила небольшую повесть. Благодаря тому, что «Софья Петровна» была написана практически сразу, по горячим следам тех событий, она стала уникальным произведением. Рукопись долгие годы тайно хранилась в единственном экземпляре и была опубликована спустя много лет после создания.
Многие литературоведы и исследователи слова называли «Софью Петровну» именно поэмой, написанной единым дыханием. Об её создании Лидия Корнеевна вспоминала: «Я собственно и хотела написать книгу об обществе, повреждённом в уме; несчастная, рехнувшаяся Софья Петровна — отнюдь не лирическая героиня; для меня это обобщённый образ тех, кто всерьёз верил в разумность и справедливость происходившего. „У нас зря не посадят.“ Если разуверишься, спасения нет; остаётся одно — удавиться».
Часть читателей познакомились с Лидией Чуковской через знаменитые «Записки об Анне Ахматовой». Иосиф Бродский сравнивал этот многолетний труд с «Диалогами Платона».
Уникальной и по-своему новаторской стала книга «Процесс исключения», которую Чуковская охарактеризовала как очерк литературных нравов. В ней Лидия Корнеевна подробно описала историю её исключения из Союза писателей в первой половине 1970‑х годов и открыла читателям мир литературы и культуры того непростого времени, наполненного как ложью и предательством, так и честностью и единством.
Старшее поколение также, вероятно, помнит её открытые письма и общественно‑политические статьи. В этих текстах Лидия Корнеевна неоднократно вставала на защиту незаслуженно репрессированных писателей, общественных деятелей, затрагивала тему исторической памяти. Открыто и бесстрашно она выступала в защиту Синявского, Даниэля, Солженицына, Сахарова, Пастернака, Бродского, Гинзбурга и многих других.
Я начал своё знакомство с работами Лидии Корнеевны в раннем отрочестве с книги «Памяти детства», её необыкновенных воспоминаний об отце. В этой книге Чуковская написала о жизни в посёлке Куоккала, в которой Корней Иванович начинал свой путь как литературный критик, и его последних годах в подмосковном Переделкине. На страницах «Памяти детства» читатель встречается с Репиным, Маяковским, Блоком, Леонидом Андреевым, Шаляпиным.
Но помимо литературной работы важнейшей частью жизни и судьбы Лидии Корнеевны стало создание мемориального Дома‑музея Чуковского на его даче в Переделкине, где Корней Иванович прожил последние 30 лет своей жизни.
Лидия Корнеевна подробно описала историю возникновения музея в своих дневниках, книгах и статьях. После смерти Корнея Ивановича из четырёх его детей в живых осталась только она. Но мыслей о необходимости создания музея у неё не было. В первые недели жизни без Корнея Ивановича к входной двери дома стали приходить люди с просьбой показать им, как жил и работал писатель.
Лидия Корнеевна предложила родным не заселять покинутые хозяином комнаты, а сохранить их внутреннюю обстановку неизменной, оставив на местах книги, фотографии, вещи. Позже она вспоминала, что сделала это для себя — приезжать на дачу, подниматься в кабинет отца и вновь видеть дорогие ей издания, картины, предметы была единственная для неё возможность вновь побыть наедине с Корнеем Ивановичем. Её отношение к его вещам лучше всего описано в «Памяти детства»: «Мимо полки с зелёными томами „Энциклопедии“ [1] я и сейчас прохожу, не в силах поднять глаз. Мне хочется тронуть, погладить зеленые переплёты, но я не смею».
Первых посетителей по комнатам водили внучка и наследница Корнея Ивановича Елена Цезаревна Чуковская, его многолетний секретарь Клара Израилевна Лозовская, и иногда Лидия Корнеевна. Поток экскурсантов увеличивался, и с начала 1970‑х годов переделкинская дача стала неофициальным музеем, принимавшим посетителей несколько раз в неделю в определённые часы. Появились расписание приёма, тапочки для гостей, книга отзывов.
В воспоминаниях, письмах и на традиционных выступлениях на вечерах 1 апреля в Доме в день рождения Корнея Ивановича Лидия Корнеевна часто упоминала важную особенность комнат, в которых он жил и работал: комнаты Корнея Ивановича «поразительно на него похожи». В своих книгах, вещах, подарках, фотографиях и картинах на стенах он остаётся живым. Сохранилась характерная дневниковая запись Чуковского: «Я не люблю вещей, <...> но я очень люблю себя, хранящегося в этих вещах». В то время над работой и жизнью Лидии Корнеевны, а впоследствии и музеем, стали сгущаться тучи.
В 1972 году её имя начинает исчезать из печати, а в 1974‑м Чуковскую исключили из Союза писателей. Причин для этого было найдено немало. В самиздате и за границей выходили книги Лидии Корнеевны («Софья Петровна» и «Спуск под воду», которые были запрещены цензурой). Открытые письма и статьи с поддержкой репрессированных писателей также не были оставлены без внимания. В 1973 году Чуковская написала статью «Гнев народа», в которой выступила против травли Андрея Сахарова и Александра Солженицына..
После этого началась длинная и мучительная борьба за музей. Дом ветшал и требовал ремонта. Хранители не могли справиться с этим своими силами. Лидия Корнеевна и её дочь Елена Цезаревна многократно обращались с письмами в различные инстанции с просьбами помочь музею, сделать его официальным, признать историко‑культурным наследием. Более того, родным Корнея Ивановича пришлось готовиться к возможности выселения с дачи в любой момент, ведь дом и участок не были их собственностью и принадлежали Литфонду. Через много лет выяснилось, что «проступки» Лидии Корнеевны (в том числе предоставление возможности жить и работать в одной из комнат Александру Солженицыну) поставили крест на возможности Дома получить поддержку и помощь от государства. [2]
Памятен также эпизод состоявшегося суда, состоявшегося в 1984 году, призванного выселить Лидию Корнеевну и Елену Цезаревну. Неожиданно для ответчиков судебная комиссия, приехавшая осмотреть музей, отказала Литфонду в требовании освободить дачу Чуковского. Однако высшие инстанции, недовольные таким решением, на этом не остановились. Только с началом перестройки в Дом перестали приходить судебные повестки с требованием выселения. Официальный статус музей получил лишь в 1994 году, а спустя два года после двухлетней стройки‑восстановления открылся уже окончательно. Лидия Корнеевна не дожила до этого дня совсем немного.
История борьбы за Дом важна для нашей памяти по многим причинам. Она наглядно отражает трудно осознаваемый цинизм советских чиновников и руководящих организаций, пренебрегающих такими понятиями, как историческая память и наследие нашей культуры..
Но главное, не должны забыться самоотверженность и принципиальность Лидии Корнеевны и Елены Цезаревны, которые, несмотря на унизительные постановления Литфонда и суда, продолжали своё дело ради сохранения наследия Корнея Ивановича, ради читателей и гостей его дома. Музей победил и силой добровольцев, волонтёров, экскурсоводов, силой писателей, неоднократно обращавшихся с письмами в его защиту. Нынешний заведующий музеем, Сергей Васильевич Агапов, работающий в Доме с 1978 года, был и остается его неутомимым хранителем по сей день.
Помимо воспоминаний, дневниковых записей, интервью и писем, память о жизни и судьбе Дома сохранилась также в стихотворениях Лидии Корнеевны. Даже среди тех, кто знаком с её книгами и статьями, немногие знают, что она всю жизнь писала стихи.
По свидетельству близких Лидии Корнеевны, для неё самыми важными читателями были именно те, кто интересовался её стихотворениями. Их единственными слушателями долгое время были выдающиеся поэты Борис Пастернак, Анна Ахматова, Инна Лиснянская, Владимир Корнилов, Давид Самойлов, Валентин Берестов и другие. Сохранился уникальный автограф Бориса Пастернака, который надписал Лидии Корнеевне свой перевод Шекспира в 1949 году: «...я напомню вам с благодарностью, как нравилось мне многое из ваших стихов и места в поэме, какою поддержкой были разговоры с вами, когда я ещё на что‑то надеялся и начинал роман».
До горбачевской перестройки стихотворения Чуковской в России не печатали. И дело тут даже не только в цензуре, которая после исключения не пропустила бы ни одной строки. Лидия Корнеевна сама не решалась делиться ими с читателем, и её стихотворения оставались её «лирическим дневником». «По сравнению с чужими, любимыми, собственные [стихи] всегда казались — и кажутся мне — еле‑еле существующими», — писала она о своей поэзии.
До начала перестройки у неё вышла единственная книга стихов — в 1976 году, за границей, в легендарном парижском издательстве YMCA‑PRESS под названием «По эту сторону смерти».
А уже в 1990 году, в июльском номере журнала «Горизонт», была напечатана и первая полноценная подборка стихотворений Лидии Корнеевны в России. В ней был впервые полностью опубликован цикл «Дом», в который вошли четыре стихотворения.
В этих стихах, наполненных заметной даже стороннему глазу болью, горечью и печалью, легко угадывается каждая деталь Дома Корнея Ивановича. Дома, пережившего удивительную судьбу. Дома, который стал не только музеем, но и местом настоящего подвижничества и единства. Для меня эти строки остаются самым ярким выражением любви Лидии Корнеевны к отцу, к его комнатам. Каждый раз они оказываются для меня пронзительными. Как написал однажды Валентин Берестов о заключительном стихотворении цикла: «Дочь написала стихи об отце, каких еще не было в мировой поэзии».
Дом Стихотворения Лидии Чуковской публикуются в своей последней редакции. I Дом притворился обитаемым — Притворный дом, обманный дом. Давно покинутый хозяином, Когда‑то обитавшим в нём. Мне просто не хватает мужества Под вечер музыку включить. Она сосредоточье ужаса, С ней рядом невозможно жить. Она поставит под сомнение Всё, даже память о былом. И рухнет он в одно мгновение — Объятый музыкою дом. Май‑декабрь 1975 г. II В этом доме я могу повеситься На гвозде любимой фотографии. Каждая ступенька этой лестницы Пострашнее вашей грозной мафии. 1975 г. III Ночные поиски очков Посереди подушек жёстких. Ночные призраки шагов Над головой — шагов отцовских. Его бессонницы и сны, Его забавы и смятенья В причудливом переплетенье В той комнате погребены. А стол его упёрся в грудь Мою — могильною плитою, И мне ни охнуть, ни вздохнуть, Ни встать под тяжестью такою, — Под бременем его труда, И вдохновения, и горя, И тех легчайших дней, когда Мы, босиком, на лодке, в море. 1980 г. IV Я ещё на престоле, я сторожем в доме твоём. Дом и я — есть надежда, что вместе мы, вместе умрём. Ну, а если умру я, а дом твой останется жить, Я с ближайшего облака буду его сторожить.1983 г.
Лидия Корнеевна Чуковская очень любила знаменитые строки Арсения Тарковского: «Живите вдоме— ине рухнет дом». Они оказались пророческими.
На фото: Корней Иванович иЛидия Корнеевна Чуковские. Переделкино. Август 1967г.
Примечания: [1] Имеется в виду многотомная британо‑американская энциклопедия (Британника), которую Корней Иванович часто использовал в работе и очень любил. — Прим. авт.
[2] Подробнее об истории борьбы музея за существование см.: Крючков П. Дело о доме // Вопросы литературы. 2011. № 3. C. 368 – 439.
Печатается по:Крючков Г. Дом остаётся обитаемым // Мир Музея. 2023. №10. С. 30 – 32.
См. также: Крючков Г. Чуковские. В одной лодке // Мир Музея. 2023. №11. С. 22 – 25.