Заслуги Дягилева перед отечественной культурой огромны. Более 100 лет продержалась заданная им традиция относиться к русскому искусству как к празднику и фейерверку таланта и красоты.
Алексей Пищулин, главный редактор
Колоссальное обаяние личности Сергея Павловича Дягилева (1872–1929), его смелости, новаторства на грани провокации, его влияние на мир зрелищ дольше века сохраняли своё воздействие, несмотря на две мировые войны, на все смены художественных стилей и вкусов публики. И вот сегодня мы присутствуем при окончании прекрасного романа между Россией и Европой, в основание которого лёг оглушительный успех «дягилевских сезонов». Гротескный карнавал русофобии, сотрясающей сегодня Старый Свет, не обошёл стороной и Дягилева: большой концерт в лондонском Колизее, посвящённый его юбилею, был отменён, и в ближайшее время едва ли кто‑нибудь отважится созывать европейцев на сценический парад русского искусства.
Тем более мы обязаны в своём кругу, за опустившимся стальным занавесом, отметить день рождения нашего соотечественника, вторично прорубившего для России «окно в Европу» (не случайно в семье Дягилевых считалось, что в их жилах течёт кровь Петра Великого!).
У Сергея Дягилева — как персонажа истории искусств — есть несколько примечательных черт. Он стал, по существу, первым продюсером (в современном смысле слова), создающим зрелище высшей художественной пробы как настоящий синтез искусств.
В дягилевском балете роль новаторской музыки, сценографии, декоративно‑прикладного искусства не менее значительна, чем роль хореографии как таковой. К тому же он одним из первых оценил значение рекламы, раскрутки своих проектов: вызывающе завесил весь Париж афишами своих «Русских сезонов», прибегнув к стратегии оглушительного и тотального маркетинга.
При этом движущей силой его предприимчивости и изобретательности была именно любовь к искусству, а не жажда обогащения: через его руки прошли миллионы, но личных богатств он не нажил и похоронен был за чужой счёт. Дягилев является красноречивым укором неразборчивым дельцам шоу‑бизнеса, любителям покупать недвижимость и соревноваться в роскоши всевозможных нелепых аксессуаров достатка. Не «лакшериз» обеспечивают место в истории, не «Форбс» выписывает пропуск в бессмертие.
Сергей Дягилев был настоящим европейцем: свой четвёртый день рождения он праздновал в Ницце, окончание школы ознаменовал путешествием по Швейцарии, Германии и Австрии; он выставлял в Петербурге работы скандинавских художников, а самые яркие страницы его деятельности связаны с Парижем и Лондоном. Но при этом он оставался «гражданином Перми», стопроцентным русским человеком: отечество любил искренне, тосковал по нему, жадно расспрашивал о нём беженцев из советской России, а перед смертью мысленно «вернулся на родину», со слезами вспоминая Волгу и Каму, картины детства, фамильное поместье в Бикбарде. Можно без преувеличения сказать, что мысленно он никогда не покидал Россию, — наоборот, воссоздавал её на парижских и лондонских подмостках с фанатичным упорством и азартом.
Наконец, Дягилев не эксплуатировал однажды найденное, не повторял из года в год одно и то же, как делают посредственности, истощающие почву делянки, которую однажды застолбили и освоили. Он постоянно пребывал в поиске нового, свежего, необычного; экспериментировал, находил ярких новаторов — таких как Стравинский, Пикассо, Жан Кокто. Он поистине первооткрыватель талантов, создатель звёзд. А те, кого он привлёк к своим начинаниям уже в статусе знаменитостей — Ида Рубинштейн, Тамара Карсавина, Анна Павлова, — заиграли в лучах его гения совершенно новыми красками.
Обаятельный, авторитарный, щедрый до расточительности и эгоистичный до самодурства, он оставил на небосклоне Европы огненный прочерк, раскрашенный в яркие цвета ослепительного русского искусства начала ХХ века. Сегодня, во времена нивелирования всего индивидуального, в эпоху торжества массовой культуры, подделок и симулякров, его жизнь, его взгляды на искусство и на методы его продвижения кажутся глотком свежего воздуха, чем‑то бесконечно оригинальным, привлекательным и, конечно, вызывающе русским — как и его громкий хохот, бутафорская шуба и беспредельное жизнелюбие. Вспоминать его, окунаться в его биографию, читать воспоминания о нём — всё равно что выйти из сумрачных комнат с низкими потолками на высокий берег Камы‑реки.
Пермь – Москва . См. также первую страницу обложки.
Тем более мы обязаны в своём кругу, за опустившимся стальным занавесом, отметить день рождения нашего соотечественника, вторично прорубившего для России «окно в Европу» (не случайно в семье Дягилевых считалось, что в их жилах течёт кровь Петра Великого!).
У Сергея Дягилева — как персонажа истории искусств — есть несколько примечательных черт. Он стал, по существу, первым продюсером (в современном смысле слова), создающим зрелище высшей художественной пробы как настоящий синтез искусств.
В дягилевском балете роль новаторской музыки, сценографии, декоративно‑прикладного искусства не менее значительна, чем роль хореографии как таковой. К тому же он одним из первых оценил значение рекламы, раскрутки своих проектов: вызывающе завесил весь Париж афишами своих «Русских сезонов», прибегнув к стратегии оглушительного и тотального маркетинга.
При этом движущей силой его предприимчивости и изобретательности была именно любовь к искусству, а не жажда обогащения: через его руки прошли миллионы, но личных богатств он не нажил и похоронен был за чужой счёт. Дягилев является красноречивым укором неразборчивым дельцам шоу‑бизнеса, любителям покупать недвижимость и соревноваться в роскоши всевозможных нелепых аксессуаров достатка. Не «лакшериз» обеспечивают место в истории, не «Форбс» выписывает пропуск в бессмертие.
Сергей Дягилев был настоящим европейцем: свой четвёртый день рождения он праздновал в Ницце, окончание школы ознаменовал путешествием по Швейцарии, Германии и Австрии; он выставлял в Петербурге работы скандинавских художников, а самые яркие страницы его деятельности связаны с Парижем и Лондоном. Но при этом он оставался «гражданином Перми», стопроцентным русским человеком: отечество любил искренне, тосковал по нему, жадно расспрашивал о нём беженцев из советской России, а перед смертью мысленно «вернулся на родину», со слезами вспоминая Волгу и Каму, картины детства, фамильное поместье в Бикбарде. Можно без преувеличения сказать, что мысленно он никогда не покидал Россию, — наоборот, воссоздавал её на парижских и лондонских подмостках с фанатичным упорством и азартом.
Наконец, Дягилев не эксплуатировал однажды найденное, не повторял из года в год одно и то же, как делают посредственности, истощающие почву делянки, которую однажды застолбили и освоили. Он постоянно пребывал в поиске нового, свежего, необычного; экспериментировал, находил ярких новаторов — таких как Стравинский, Пикассо, Жан Кокто. Он поистине первооткрыватель талантов, создатель звёзд. А те, кого он привлёк к своим начинаниям уже в статусе знаменитостей — Ида Рубинштейн, Тамара Карсавина, Анна Павлова, — заиграли в лучах его гения совершенно новыми красками.
Обаятельный, авторитарный, щедрый до расточительности и эгоистичный до самодурства, он оставил на небосклоне Европы огненный прочерк, раскрашенный в яркие цвета ослепительного русского искусства начала ХХ века. Сегодня, во времена нивелирования всего индивидуального, в эпоху торжества массовой культуры, подделок и симулякров, его жизнь, его взгляды на искусство и на методы его продвижения кажутся глотком свежего воздуха, чем‑то бесконечно оригинальным, привлекательным и, конечно, вызывающе русским — как и его громкий хохот, бутафорская шуба и беспредельное жизнелюбие. Вспоминать его, окунаться в его биографию, читать воспоминания о нём — всё равно что выйти из сумрачных комнат с низкими потолками на высокий берег Камы‑реки.
Пермь – Москва . См. также первую страницу обложки.
Печатается по: Пищулин А. Пермь — Венеция: дягилевский экспресс // Мир Музея. 2022. №3. С.8–9.
См также: Мольèру – 400. Перевод с французского Ирины Дин (Хохолевой) // Мир Музея. 2022. №1. С.8–10.
Дин (Хохолева) И. Его театр // Мир Музея. 2022. №1. С.11–14.
Закодировано всё! Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Дмитрием Козновым // Мир Музея. 2023. №4. С.14–16.
Драматург глазами актёра. Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Коршуновым // Мир Музея. 2023. №4. С.6–8.
Гуреев М. Кровать Островского // Мир Музея. 2023. №4. С.25–27.
Дин (Хохолева) И. Его театр // Мир Музея. 2022. №1. С.11–14.
Закодировано всё! Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Дмитрием Козновым // Мир Музея. 2023. №4. С.14–16.
Драматург глазами актёра. Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Коршуновым // Мир Музея. 2023. №4. С.6–8.
Гуреев М. Кровать Островского // Мир Музея. 2023. №4. С.25–27.
На илл.: О. Коровин. Дягилев и Пикассо. 1997. Бумага, акварель. Музей «Дом Дягилева».