О государственном учёте музейных ценностей и сложностях, с которыми сталкиваются музейщики, рассказывают Мария Правдина, учёный секретарь Тотемского музейного объединения, и Константин Ширко, заместитель директора по научной и методической работе Томского областного краеведческого музея имени М.Б. Шатилова. Беседовала Ксения Сергазина.
Тем, кто не работает в музее, думаю, не очень понятно, что такое Госкаталог и почему это словосочетание вызывает такой ужас. Это база данных?
Мария Правдина: Да, это база данных, обеспечивающая доступ к информации как специалистам, музейщикам и сотрудникам органов управления культуры (полные данные и служебная информация), так и публике в формате сайта в сети интернет (госкаталог.рф). Но база эта очень ограниченная, имеющая специфический набор учётных полей. Название, материал, техника, место, время. Всё. Даже автор и изготовитель — необязательные поля. Выгрузить в эту базу сведения, которые интересны публике, да и исследователям, невозможно. Но есть возможность делать дополнительные ссылки на музейный сайт. При этом публика предъявляет к этой базе большие требования, не понимая, что это просто учётная система, доступная всем. Есть возможность поиска по музеям и по ключевым словам. Изначально Госкаталог — это государственная система учёта, не предполагающая зрителей вообще.
Сейчас работа над созданием общего каталога музейных ценностей выглядит так: все карточки автоматически или вручную выгружаются сотрудниками музеев в Госкаталог, каждому предмету машина присваивает номер, причём если у вас есть сервиз на 12 персон, в каталоге будут карточки на каждую чашку и каждое блюдце, под разными номерами, вразброс.
При этом где‑то указывается, что это предметы из одного сервиза? Мария Правдина: Указывается, но только в том случае, если это отмечено в книге поступлений. Если в книге поступлений значатся чашка и блюдце, то в каталоге они разойдутся, и о том, что это сервиз, вы не догадаетесь никогда. А если это находки археологов? Пять тысяч отщепов... А такого поля, как археологический памятник, в каталоге нет...
И ещё сложность заключается в том, что, по закону, сведения мы должны брать из учётных документов, из книги поступлений, а там часто «неизвестный предмет неизвестного назначения». И вот, чтобы выглядеть прилично перед публикой и коллегами, тебе нужно сначала провести исследование, переатрибуцию, потом оформить комплект документов, чтобы эту переатрибуцию легализовать, и только потом, сославшись на изменённые данные, выгрузить информацию в Госкаталог.
Ваш музей, другой музей, третий музей выгружают предметы в систему — и система выдаёт последовательно десятизначный номер. Эти номера на наш, человеческий, взгляд, нелогичны, здесь только машинная логика. Получается, на нынешнем этапе Госкаталог — бессистемный массив музейного фонда, в котором чашка XѴIII века будет соседствовать с газетной вырезкой XXI века.
Всего в Госкаталоге должно быть около 75 миллионов музейных предметов, но работа всё ещё ведётся — мы должны успеть её завершить к 31 января 2025 года. И именно поэтому это слово вызывает такое напряжение у музейщиков — очень сжатые сроки. И регламент утверждён, его невозможно изменить.
На этом этапе уже нельзя добавлять новые поля в базу? Мария Правдина: Нельзя. Его придумали — и теперь заполняют. Сложность ещё и в том, что предыдущие команды Госкаталога общались с музейщиками, у нас был диалог — и в ходе переговоров были возможны изменения, улучшения системы. Раньше этим занималась целая служба, хорошая команда во главе с Вадимом Ваньковым. На Интермузее были целые секции, посвящённые Госкаталогу. Возможность добавлять в базу ссылки на музейные сайты появилась как раз в ходе нашего диалога. А теперь, к сожалению, остались только технические специалисты, диалог с которыми затруднителен.
Теперь учётные документы открыты для всех или только для сотрудников музея? Мария Правдина: Если музейщики не закрывают публикацию на сайте, то карточки открыты для всех. Но опять же: у Госкаталога есть клоны. Есть открытая база данных на сайте Минкульта, есть другие сайты‑клоны, в которых появляется информация, закрытая в самом Госкаталоге. Это вызывает возмущение музейщиков.
Иногда мы закрываем сведения о владельцах предметов, если они не хотят публичности (и это персональные данные), не всегда мы готовы показывать источники поступления, на какие средства предметы были куплены, и так далее. Имеются также ограничения законодательства об авторском праве. Позиция Минкульта понятна. Они финансируют музей — и должны понимать, на что идут деньги. Но не надо было делать из Госкаталога в таком виде открытую базу данных. Осталась бы она закрытой, служебной, было бы более разумно. Сейчас фактически обнародована служебная база. А к ней публика предъявляет претензии как к полноценной базе данных, без пробелов и белых пятен.
На чьи плечи ложится нагрузка? Кто именно загружает данные в каталог? Мария Правдина: Мы проводили исследование, по результатам которого стало понятно, что в основном за Госкаталог ответственны хранители. Но помогают все.
Как родилась идея провести такое исследование? Кто из вас двоих его придумал? Мария Правдина: Наверное, моя. Идея родилась из безысходности. Раньше на конференции АДИТ мы приглашали представителей Минкульта, в прошлом году у нас выступал Андрей Воробьёв, он тогда работал в Госкаталоге, а в этом году не получилось. И мы решили к конференции собрать собственные данные, понять, кто из музейщиков на каком этапе, какие есть сложности с заполнением базы. Константин — методолог, аналитическая часть — его, и я очень признательна, что мы смогли провести это исследование вместе.
Константин, как, с чего начинали исследование, как разрабатывали анкеты, куда отправляли, что получили? Константин Ширко: Опрос проводился в преддверии очередной конференции АДИТ, онлайн, в гугл‑формах. Собственно говоря, ответить можно и сейчас, анкета ещё висит, но мы брали за точку отчёта период с 30 июля по 19 августа 2023 года. Анкета распространялась среди участников конференции, в профильных музейных группах, по рассылкам дружественных методических центров. На момент, когда мы приступили к анализу, мы получили 178 ответов. Всего в анкете 9 вопросов, из 5 — закрытые вопросы, а 4 — открытые. Как часто бывает, не все участники отвечали на все вопросы, не на все вопросы отвечали подробно, кто‑то ограничивался очень короткими, иногда забавными репликами. Но есть и пространные ответы.
Это анонимная анкета? Константин Ширко: Любая анкета, мне кажется, по определению анонимна, но мы просили указать тип музея — муниципальный, региональный, федеральный, музеи иной ведомственной принадлежности (например, в таком качестве себя обозначили вузовские музеи).
И какие первые выводы? Константин Ширко: Первые выводы — о том, кто занимается внесением информации в Госкаталог. На первом месте — хранители. На втором месте — хранители плюс структуры, которые отвечают за учёт в музее. На третьем месте — только сотрудники отдела учёта. На четвёртом месте — видимо, это в большей степени характерно для небольших муниципальных музеев — все сотрудники музея, так или иначе вовлечённые в заполнение каталога. А вот на пятом месте — IT‑специалисты или редакторы баз данных (но не каждый музей может себе позволить иметь в штате таких специалистов).
Что для вас в этом исследовании оказалось самым неожиданным? Мария Правдина: Для меня стало неожиданностью, что самая трудная для описания коллекция — это декоративно‑прикладное искусство. Даже не археология. Я подозреваю, речь о том, что в коллекции ДПИ много крупногабаритных предметов, например мебель, и её не так просто достать из хранилища, чтобы оцифровать. Ещё я думала, что начнётся минор и негатив, но выяснилось, что народ уже втянулся в работу и начинает получать от заполнения карточек определённое удовольствие, — настроение всё‑таки рабочее.
Константин Ширко: Мне тоже так показалось. Но при этом по некоторым ответам видно, что позитивное настроение сочетается с тем, что люди на грани нервного срыва.
Что отвечали на восьмой вопрос? Работа по регистрации музейных предметов в Госкаталоге — это только головная боль или возможность изменить работу музея в лучшую сторону? Константин Ширко: Практически нет ответов, где бы говорилось, что это исключительно головная боль. Треть ответов про то, что это и то, и другое — и проблема, и определённые возможности. И примерно 40 из 90 ответов — о позитивных моментах. Видимо, негативные моменты держали в уме.
Как вам кажется, насколько можно доверять этим данным? Константин Ширко: Я думаю, что достоверность достаточно высока, потому что анкетирование анонимно и эмоциональная нагруженность некоторых ответов позволяет делать вывод, что по крайней мере часть респондентов от души делилась своими проблемами. Кроме того, и само исследование, и его последующее обсуждение на конференции АДИТ — рабочие инструменты для музейного сообщества: музейщики понимают, что искажать информацию или лакировать действительность бессмысленно.
А что писали из положительного? Какие новые возможности увидели для себя музейщики? Константин Ширко: В качестве позитивных моментов отмечали улучшение системы хранения и учёта в музее. В том числе возможности сделать то, что долго откладывалось, — провести новую атрибуцию, исправить ошибки, которые копились десятилетиями. На втором месте — расширение возможностей онлайн‑доступа к коллекциям: музей становится всё более открытым и всё более востребованным различными целевыми аудиториями. На третьем месте — атрибуция музейных предметов, возможность использовать сведения о предметах из других музеев, уже внесённые в Госкаталог, что помогает работать с собственными коллекциями. Кроме того, отмечают возможность поиска информации о коллекции других музеев для совместных выставок или издательских проектов (например, если какая‑то коллекция разнесена между несколькими музеями, они могут скооперироваться). И наконец, оцифровка — потому что, как правило, выгрузка в Госкаталог сопровождается изображениями музейных предметов. Да и когда читаешь карточки других музеев, отмечали коллеги, даже мастерство описания музейных предметов совершенствуется.
Есть запрос Министерства культуры — создать единую базу данных и завершить её надо силами сотрудников музея к январю 2025 года. Музеи строчат карточки, оцифровывают предметы, загружают их на сайт, сотрудники Госкаталога проверяют, нет ли дублей — повторяющихся текстов или фотографий.
Так? Сколько времени уходит на одну карточку? Мария Правдина: Всё зависит от качества внесённой информации, от того, когда вносились исправления в книгу поступлений, есть ли атрибуция, плюс нужно время на оцифровку предметов. И нужен фотограф, а у него уже есть свой план на оцифровку. Или приходится самим снимать. У нашего музея позиция такая: мы сначала проводим инвентаризацию, описываем предмет и только потом выгружаем карточки — и, конечно, это требует гораздо большего времени. Хранители со скрипом соглашаются с такой схемой.
Карточки подписываются? Мария Правдина: Когда сведения выгружаются вовне, они не именные, мы не подписываем карточки, но в базе видно, кто их делал и когда. И видно, лаборант это или научный сотрудник. Если я, например, составила инвентарное описание, я пишу, что я автор инвентарного описания, и, таким образом, отвечаю за свою атрибуцию. И я пишу, почему я пришла к тем или иным выводам, коллеги могут мою аргументацию увидеть.
На что ещё жаловались музейщики? Константин Ширко: На первом месте — сжатые сроки реализации. Жаловались на значительную нагрузку на профильных специалистов, указывали, что это переработка и даже работа в выходные дни и во время отпуска. Жаловались на малое количество и некомплект сотрудников, а ещё на то, что руководители не понимают важности этой работы. Жалуются на качество атрибуции предметов и на значительный объём фондов, особенно, если речь о крупных музеях. Если у музея обширное собрание, то чисто физически тяжело при ограниченном количестве сотрудников все фонды внести в каталог в сжатые сроки. И совсем грустное: жалуются на пожилых сотрудников, работающих пенсионеров, которые плохо осваивают новые технологии и, таким образом, либо саботируют, либо тормозят работу по выгрузке карточек в Госкаталог.
Уже есть статьи о Госкаталоге или ваша будет первая? Мария Правдина: Госкаталог анализируют. Есть любители, исследователи, коллекционеры. У нас есть, например, коллекционер грузовых автомобилей — так он отслеживает Госкаталог на предмет появления фотографий этих автомобилей и всё время всем строчит, просит изображения и так далее. То есть мы даже не представляем, с каким с запросом люди могут подойти к нашей базе. Конечно, это колоссальный ресурс, я, честно говоря, тоже им пользуюсь. Например, если у меня есть сомнения в атрибуции, я смотрю аналогичные предметы в других музеях. Или пишу коллегам, спрашиваю, чем они руководствовались в своей атрибуции. Сама по себе идея — хорошая, вопрос в реализации и в сроках. Томск – Москва . Фото Людмилы Фоминской (2018 г.).
Госкаталог: опрос 2023 года В 2023 году Мария Правдина и Константин Ширко провели исследование в музейной среде, в центре которого — отношение к Госкаталогу и к срокам его заполнения. Ниже публикуем вопросы, которые получили музейщики. В исследовании приняли участие 178 человек. Результаты будут опубликованы в декабре 2023 года. 1. Какой процент от основного фонда в вашем музее выгружен в ГК? От 0 до 15 % . От 15 до 25 % . От 25 до 50 % . От 50 до 75 % . От 75 до 100 %. 2. Кто занимается внесением информации в Госкаталог в вашем музее? Хранители . Отдел учёта . Научные сотрудники из других отделов (не фонды) . Другое (текстовое поле). 3. Какие коллекции являются самыми проблематичными (трудоёмкими) для выгрузки? 4. Используете ли вы информационную систему для выгрузки в ГК (КАМИС, АС Музей и др.) или вносите данные в личном кабинете ГК? Использую (какую?) . Вносим вручную. 5. Как вы могли бы сформулировать самые большие проблемы, которые препятствуют успешному выполнению графика выгрузки? 6. Успеет ли ваш музей выгрузить всё в ГК до конца 2025 года? Да . Надеюсь, что да. Идём по графику . Не успеет. 7. Какой музей вы представляете? Федеральный . Региональный . Муниципальный . Иной (какой?). 8. Работа по регистрации музейных предметов вГоскаталоге — это только головная боль или возможность изменить в лучшую сторону работу музея? Поделитесь, пожалуйста, вашим мнением. 9. Какие организационные и иные изменения в вашем музее позволили бы существенно изменить ситуацию с выгрузкой вГоскаталог?
О себе Мария Правдина: У меня профильное образование — яокончила Санкт‑Петербургский государственный институт культуры, кафедру музееведения, там же защищала диссертацию. Ямузеевед и культуролог. Яочень люблю музейные коллекции, музейные предметы и очень хочу этой любовью поделиться сокружающим миром — поэтому и занимаюсь всем, что касается интерпретации музейных предметов и музейных коллекций, их визуализации. Тотьма для этого — благодатная почва: здесь, к чему только ни обратишься, везде открытия. Тотьма — в моём сердце. Диссертацию писала по теме «Сервировка императорских столов. Проблема музейного моделирования действительности» и именно в Тотьме реализовала практическую часть своего исследования — сделала выставку «Хрупкое очарование былого». Это была первая моя выставка, и теперь я не могу остановиться. Константин Ширко: Я окончил исторический факультет Томского государственного университета и уже больше 20 лет тружусь в сфере культуры (в частности, был начальником отдела врегиональном департаменте, который курировал в том числе имузейное направление). Последние 10 лет проработал вТомском областном краеведческом музее заместителем директора по научно‑методической работе, потом был заместителем директора Новосибирского государственного художественного музея.
Печатается по: Головная боль или новые возможности? Беседа Ксении Сергазиной с Марией Правдиной и Константином Ширко // Мир Музея. 2023. №10. С. 52 – 54.
На фото: Фрагмент выставки «Хрупкое очарование былого». Тотемское музейное объединение.
См. также:
Спецхран. Беседа Ксении Сергазиной с Верой Берченевой // Мир Музея. 2023. № 10. С. 13.