О специфике Сибири как региона рассказывает директор Омского государственного историко‑краеведческого музея Пётр Вибе.
Беседовала Ксения Сергазина
Пётр Петрович, что такое Сибирь как пространство и сибиряки как её жители?
Пётр Вибе: Сибиряки — народ особый! Исторически сложилось так, что народонаселение этого края формировалось во многом благодаря миграциям населения: вольным и невольным. В прошлом Сибирь — это место ссылки, депортации народов. Но это и обширная территория, которая осваивалась миллионами российских крестьян‑переселенцев. Особенно много их пришло в Сибирь в конце XIX – начале XX веков в связи со строительством Транссибирской магистрали и столыпинской аграрной реформой. Только с 1897 года по 1914 год население Сибири удвоилось (с 5 до 10 миллионов человек). Как правило, в Сибирь шли люди сильные, хозяйственные, уверенные в себе и в своих близких. Благодаря взаимопроникновению культур происходило формирование особой сибирской ментальности.
В Сибири традиционно придавали большое значение взаимоотношению внутренней колонии с метрополией. В XIX веке возникло такое течение, как сибирское областничество, — система взглядов части местной интеллигенции на прошлое, настоящее и будущее края как специфической области в составе российского государства. Областников считали сепаратистами, в Омске даже состоялся суд над ними. Но на самом деле их волновали нужды Сибири, а не идея отделения от российского государства. Наиболее яркими представителями этого движения были Г.Н. Потанин и Н.М. Ядринцев. Любой сибирский патриот и сейчас ратует за процветание Сибири, но, конечно же, в составе единой и неделимой России. А в память о тех людях мы регулярно проводим в нашем музее научную конференцию — Ядринцевские чтения.
Сибирь большая: с какими музеями региона Омский краеведческий музей чаще всего сотрудничает? Какие музеи для вас «свои», партнёрские?
Пётр Вибе: Мы традиционно сотрудничали с музеями Тюмени, Новосибирска, Томска, Барнаула и Горно‑Алтайска. В какие‑то годы эти связи были более тесными, но были и периоды относительного затишья. В этом вопросе большое значение имеют личные контакты. Если руководители учреждений находят взаимопонимание, то завязываются совместные партнёрские проекты, происходит обмен выставками. Например, в ближайшее время у нас откроется выставка из Иркутского краеведческого музея «Эхо шаманского бубна». Омский музей дополнит эту выставку своими предметами. Планируется подписание соглашения о сотрудничестве между музеями. На прошедшем II Всероссийском краеведческом форуме мы подписали девять таких соглашений с российскими музеями. И это не формальный акт. Соглашения приносят реальные результаты.
Но мы стараемся не замыкаться в рамках Сибири. С момента основания Союза музеев России наш музей — его неизменный член. Уже третий год функционирует инициированный нами Межрегиональный инновационный проект «Музей и краеведение». Он способствует обмену выставками, литературой, объединяет нас в решении общих проблем. Поэтому «своими» мы смело можем назвать, помимо упомянутых выше, музеи Симферополя, Керчи, Ростова‑на‑Дону, Мурманска, Донецка, Минусинска, Хабаровска, Южно‑Сахалинска и других российских городов. У нас в планах новые совместные проекты, например, организация I Всероссийского конкурса музейных краеведческих изданий. При этом мы действуем в тесном контакте с Научным советом исторических и краеведческих музеев при Государственном историческом музее. Он выполняет важную консолидирующую функцию.
Можно ли говорить о том, что сибиряки иначе чувствуют расстояния?
Пётр Вибе: Действительно, Сибирь — это макрорегион, и здесь расстояния воспринимаются по‑другому. Для омичей «близко» — съездить в Тюмень, Тобольск, Новосибирск, на Алтай или в Северный Казахстан. То есть в пределах тысячи километров. «Подальше» — это Красноярск, Иркутск, а «далеко» — это Дальний Восток. На то он и «дальний», но «нашенский», как говорил когда‑то Ленин. Я в своё время проходил во Владивостоке службу в авиации ВМФ.
Есть ли своя специфика у музеев Сибири, в чём она?
Пётр Вибе: Думаю, что такой ярко выраженной специфики нет. Мы очень крепко интегрированы в общероссийский музейный процесс. Конечно же, «сибирскость» проявляется при оценке состава коллекций наших музеев. Они складывались исторически, в процессе изучения малоосвоенных окраинных территорий и их населения. Это результат многолетней исследовательской и собирательской работы. Большую роль в создании сибирских музеев играли отделы и подотделы императорского Русского географического общества, отдельные учёные и чиновники, которые жертвовали музеям свои личные коллекции. Особенно это характерно для так называемых местных музеев, которые в XX веке получили названия краеведческих. Именно поэтому в сибирских музеях традиционно интересные археологические и этнографические коллекции. Совсем по‑другому происходило формирование коллекций сибирских художественных музеев. Так, например, лучшая классическая часть собрания Омского музея имени М.А. Врубеля сформировалась в результате передачи в Омск в 1920‑е годы предметов из Государственного музейного фонда и центральных музеев.
Что же касается советской эпохи и современности, то здесь мы по составу коллекций мало чем отличаемся от музеев Европейской России. Ну, а методики музейной работы в современном мире достаточно универсальны. Мы изучаем опыт наших российских и зарубежных коллег, лучшие практики стараемся применять у нас.
Что такое сегодня наука в музее, какие сложности есть в этой сфере? Это общероссийская тенденция или есть региональная специфика?
Пётр Вибе: Наука — это важная составляющая, которая пронизывает весь музейный процесс. В музеях работают историки, археологи, этнографы, биологи, географы, искусствоведы, педагоги, социологи, представители других научных направлений. Все они, как правило, люди увлечённые, знающие, что и как надо делать. Благодаря им комплектуются и изучаются коллекции, создаются экспозиции, выстраивается процесс коммуникации с посетителями. По большому счёту, важно, чтобы им не мешали. Ведь наука — это творческий процесс, и избыточная регламентация в нём порой губительна. Но, конечно же, необходима помощь со стороны учредителей и государства, финансирование научных экспедиций и командировок, издательских и реставрационных проектов, другая поддержка. Но, как ни парадоксально, научная деятельность отсутствует в большинстве государственных и муниципальных заданий. Нет задания — нет и финансирования. Вот и получается, что наука в музее сегодня — это забота отдельных руководителей и их сотрудников, понимающих важность и необходимость музейных научных изысканий.
Ещё одна проблема — система оценки деятельности музеев. Несмотря на многолетние разговоры, не качественные, научные, результаты становятся определяющими при оценке работы музейных учреждений и их руководителей, а количественные показатели — число посетителей, мероприятий, объём заработанных средств. К оценке работы музеев не привлекается профессиональное экспертное сообщество, зато очень популярны общественные интернет‑опросы, результатами которых в наши дни легко управлять. Оценить эффективность работы музеев дано не каждому «менеджеру культуры», он зачастую и в музее‑то был последний раз в школьные годы с классом на экскурсии. Им сложно и сформулировать «научное государственное задание», и оценить его результат. А вот посчитать посетителей — легко.
Какой вы видите Сибирь в XXI веке? Как меняется регион? Что можете пожелать потомкам, молодому поколению?
Пётр Вибе: Сибирь по‑прежнему остается малоосвоенной в хозяйственном отношении территорией России. Плотность населения в этом макрорегионе невелика, на огромных пространствах люди не живут. И здесь дело не только в суровом климате, но и в исторически сложившейся инфраструктуре, методах хозяйствования, не всегда сбалансированных взаимоотношениях центра и окраин. Вместе с тем это край неисчерпаемых ресурсов и возможностей. Именно поэтому на Сибирь с таким вожделением смотрят не только наши ближайшие соседи, но и государства, весьма отдалённые от Российской Федерации. И это не случайно. Ведь только один Байкал обладает уникальными запасами пресной воды, способными «утолить жажду» значительной части населения Земного шара. Всё это говорит о том, что за Сибирью — стратегическое будущее. Нам предстоит ещё немало потрудиться, чтобы слова М.В. Ломоносова «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном» оставались не только актуальными, но и реалистичными.
Пётр Вибе: Сибиряки — народ особый! Исторически сложилось так, что народонаселение этого края формировалось во многом благодаря миграциям населения: вольным и невольным. В прошлом Сибирь — это место ссылки, депортации народов. Но это и обширная территория, которая осваивалась миллионами российских крестьян‑переселенцев. Особенно много их пришло в Сибирь в конце XIX – начале XX веков в связи со строительством Транссибирской магистрали и столыпинской аграрной реформой. Только с 1897 года по 1914 год население Сибири удвоилось (с 5 до 10 миллионов человек). Как правило, в Сибирь шли люди сильные, хозяйственные, уверенные в себе и в своих близких. Благодаря взаимопроникновению культур происходило формирование особой сибирской ментальности.
В Сибири традиционно придавали большое значение взаимоотношению внутренней колонии с метрополией. В XIX веке возникло такое течение, как сибирское областничество, — система взглядов части местной интеллигенции на прошлое, настоящее и будущее края как специфической области в составе российского государства. Областников считали сепаратистами, в Омске даже состоялся суд над ними. Но на самом деле их волновали нужды Сибири, а не идея отделения от российского государства. Наиболее яркими представителями этого движения были Г.Н. Потанин и Н.М. Ядринцев. Любой сибирский патриот и сейчас ратует за процветание Сибири, но, конечно же, в составе единой и неделимой России. А в память о тех людях мы регулярно проводим в нашем музее научную конференцию — Ядринцевские чтения.
Сибирь большая: с какими музеями региона Омский краеведческий музей чаще всего сотрудничает? Какие музеи для вас «свои», партнёрские?
Пётр Вибе: Мы традиционно сотрудничали с музеями Тюмени, Новосибирска, Томска, Барнаула и Горно‑Алтайска. В какие‑то годы эти связи были более тесными, но были и периоды относительного затишья. В этом вопросе большое значение имеют личные контакты. Если руководители учреждений находят взаимопонимание, то завязываются совместные партнёрские проекты, происходит обмен выставками. Например, в ближайшее время у нас откроется выставка из Иркутского краеведческого музея «Эхо шаманского бубна». Омский музей дополнит эту выставку своими предметами. Планируется подписание соглашения о сотрудничестве между музеями. На прошедшем II Всероссийском краеведческом форуме мы подписали девять таких соглашений с российскими музеями. И это не формальный акт. Соглашения приносят реальные результаты.
Но мы стараемся не замыкаться в рамках Сибири. С момента основания Союза музеев России наш музей — его неизменный член. Уже третий год функционирует инициированный нами Межрегиональный инновационный проект «Музей и краеведение». Он способствует обмену выставками, литературой, объединяет нас в решении общих проблем. Поэтому «своими» мы смело можем назвать, помимо упомянутых выше, музеи Симферополя, Керчи, Ростова‑на‑Дону, Мурманска, Донецка, Минусинска, Хабаровска, Южно‑Сахалинска и других российских городов. У нас в планах новые совместные проекты, например, организация I Всероссийского конкурса музейных краеведческих изданий. При этом мы действуем в тесном контакте с Научным советом исторических и краеведческих музеев при Государственном историческом музее. Он выполняет важную консолидирующую функцию.
Можно ли говорить о том, что сибиряки иначе чувствуют расстояния?
Пётр Вибе: Действительно, Сибирь — это макрорегион, и здесь расстояния воспринимаются по‑другому. Для омичей «близко» — съездить в Тюмень, Тобольск, Новосибирск, на Алтай или в Северный Казахстан. То есть в пределах тысячи километров. «Подальше» — это Красноярск, Иркутск, а «далеко» — это Дальний Восток. На то он и «дальний», но «нашенский», как говорил когда‑то Ленин. Я в своё время проходил во Владивостоке службу в авиации ВМФ.
Есть ли своя специфика у музеев Сибири, в чём она?
Пётр Вибе: Думаю, что такой ярко выраженной специфики нет. Мы очень крепко интегрированы в общероссийский музейный процесс. Конечно же, «сибирскость» проявляется при оценке состава коллекций наших музеев. Они складывались исторически, в процессе изучения малоосвоенных окраинных территорий и их населения. Это результат многолетней исследовательской и собирательской работы. Большую роль в создании сибирских музеев играли отделы и подотделы императорского Русского географического общества, отдельные учёные и чиновники, которые жертвовали музеям свои личные коллекции. Особенно это характерно для так называемых местных музеев, которые в XX веке получили названия краеведческих. Именно поэтому в сибирских музеях традиционно интересные археологические и этнографические коллекции. Совсем по‑другому происходило формирование коллекций сибирских художественных музеев. Так, например, лучшая классическая часть собрания Омского музея имени М.А. Врубеля сформировалась в результате передачи в Омск в 1920‑е годы предметов из Государственного музейного фонда и центральных музеев.
Что же касается советской эпохи и современности, то здесь мы по составу коллекций мало чем отличаемся от музеев Европейской России. Ну, а методики музейной работы в современном мире достаточно универсальны. Мы изучаем опыт наших российских и зарубежных коллег, лучшие практики стараемся применять у нас.
Что такое сегодня наука в музее, какие сложности есть в этой сфере? Это общероссийская тенденция или есть региональная специфика?
Пётр Вибе: Наука — это важная составляющая, которая пронизывает весь музейный процесс. В музеях работают историки, археологи, этнографы, биологи, географы, искусствоведы, педагоги, социологи, представители других научных направлений. Все они, как правило, люди увлечённые, знающие, что и как надо делать. Благодаря им комплектуются и изучаются коллекции, создаются экспозиции, выстраивается процесс коммуникации с посетителями. По большому счёту, важно, чтобы им не мешали. Ведь наука — это творческий процесс, и избыточная регламентация в нём порой губительна. Но, конечно же, необходима помощь со стороны учредителей и государства, финансирование научных экспедиций и командировок, издательских и реставрационных проектов, другая поддержка. Но, как ни парадоксально, научная деятельность отсутствует в большинстве государственных и муниципальных заданий. Нет задания — нет и финансирования. Вот и получается, что наука в музее сегодня — это забота отдельных руководителей и их сотрудников, понимающих важность и необходимость музейных научных изысканий.
Ещё одна проблема — система оценки деятельности музеев. Несмотря на многолетние разговоры, не качественные, научные, результаты становятся определяющими при оценке работы музейных учреждений и их руководителей, а количественные показатели — число посетителей, мероприятий, объём заработанных средств. К оценке работы музеев не привлекается профессиональное экспертное сообщество, зато очень популярны общественные интернет‑опросы, результатами которых в наши дни легко управлять. Оценить эффективность работы музеев дано не каждому «менеджеру культуры», он зачастую и в музее‑то был последний раз в школьные годы с классом на экскурсии. Им сложно и сформулировать «научное государственное задание», и оценить его результат. А вот посчитать посетителей — легко.
Какой вы видите Сибирь в XXI веке? Как меняется регион? Что можете пожелать потомкам, молодому поколению?
Пётр Вибе: Сибирь по‑прежнему остается малоосвоенной в хозяйственном отношении территорией России. Плотность населения в этом макрорегионе невелика, на огромных пространствах люди не живут. И здесь дело не только в суровом климате, но и в исторически сложившейся инфраструктуре, методах хозяйствования, не всегда сбалансированных взаимоотношениях центра и окраин. Вместе с тем это край неисчерпаемых ресурсов и возможностей. Именно поэтому на Сибирь с таким вожделением смотрят не только наши ближайшие соседи, но и государства, весьма отдалённые от Российской Федерации. И это не случайно. Ведь только один Байкал обладает уникальными запасами пресной воды, способными «утолить жажду» значительной части населения Земного шара. Всё это говорит о том, что за Сибирью — стратегическое будущее. Нам предстоит ещё немало потрудиться, чтобы слова М.В. Ломоносова «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном» оставались не только актуальными, но и реалистичными.
О себе
В своё время, в 1980‑е годы, я окончил исторический факультет Омского государственного университета, затем — аспирантуру Томского государственного университета.
Защитил кандидатскую диссертацию, посвящённую крестьянской колонизации Сибири. Несколько лет поработал на кафедре в родном университете, затем создал свою хозрасчётную историко‑краеведческую лабораторию в Омском государственном педагогическом институте. Занимался изучением памятников истории и культуры в Омском Прииртышье, подготовил и издал в 1994 году в Москве «Омский историко‑краеведческий словарь», весьма популярный и сегодня.
С 1993 года по сей день, вот уже почти 33 года, возглавляю Омский государственный историко‑краеведческий музей. Параллельно 20 лет возглавлял сектор сохранения культурного наследия в Сибирском филиале Российского института культурологии.
В 2009 году защитил докторскую диссертацию о становлении немецких колоний в Сибири. Занимаюсь теорией и практикой государственного краеведения в России. Подготовили с коллегами «Энциклопедию омского краеведения», реализуем Межрегиональный инновационный проект «Музей и краеведение».
В своё время, в 1980‑е годы, я окончил исторический факультет Омского государственного университета, затем — аспирантуру Томского государственного университета.
Защитил кандидатскую диссертацию, посвящённую крестьянской колонизации Сибири. Несколько лет поработал на кафедре в родном университете, затем создал свою хозрасчётную историко‑краеведческую лабораторию в Омском государственном педагогическом институте. Занимался изучением памятников истории и культуры в Омском Прииртышье, подготовил и издал в 1994 году в Москве «Омский историко‑краеведческий словарь», весьма популярный и сегодня.
С 1993 года по сей день, вот уже почти 33 года, возглавляю Омский государственный историко‑краеведческий музей. Параллельно 20 лет возглавлял сектор сохранения культурного наследия в Сибирском филиале Российского института культурологии.
В 2009 году защитил докторскую диссертацию о становлении немецких колоний в Сибири. Занимаюсь теорией и практикой государственного краеведения в России. Подготовили с коллегами «Энциклопедию омского краеведения», реализуем Межрегиональный инновационный проект «Музей и краеведение».
Печатается по: За Сибирью — стратегическое будущее. Беседа Ксении Сергазиной с Петром Вибе // Мир Музея. 2025. №4. С.8–9.
См. также: «Музей имеет право на свою версию археологии». Беседа Ларисы Плетниковой с Владимиром Дукельским // Мир Музея. 2024. №10. С.8–10.
«Старые вещи подобны старым людям». Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Лифшицем // Мир Музея. 2023. №10. С.25–27.
Разговор в Вязёмах. Беседа Ларисы Плетниковой с Александром Рязановым // Мир Музея. 2024. №6. С.20–22.
Застывшее море. Беседа Ксении Сергазиной с Олегом Рыжковым // Мир Музея. 2024. №7. С.9–12.
Сергазина К. Музейные дни на Амуре // Мир Музея. 2024. №5. С.43–44.
Сергазина К. Краеведение или local history? // Мир Музея. 2024. №11. С.8.
«Старые вещи подобны старым людям». Беседа Ирины Дин (Хохолевой) с Александром Лифшицем // Мир Музея. 2023. №10. С.25–27.
Разговор в Вязёмах. Беседа Ларисы Плетниковой с Александром Рязановым // Мир Музея. 2024. №6. С.20–22.
Застывшее море. Беседа Ксении Сергазиной с Олегом Рыжковым // Мир Музея. 2024. №7. С.9–12.
Сергазина К. Музейные дни на Амуре // Мир Музея. 2024. №5. С.43–44.
Сергазина К. Краеведение или local history? // Мир Музея. 2024. №11. С.8.