26 октября 2022 года Азе Алибековне Тахо-Годи исполнилось 100 лет! Но дело не только в возрасте — дело в колоссальном объёме сделанного, в поистине огромных заслугах перед наукой, образованием, перед классической филологией. Наш журнал почтительно и восхищённо ожидает векового юбилея Азы Алибековны, инициатора создания московской Библиотеки-музея «Дом А.Ф. Лосева», чтобы поздравить её и всех нас с днём её рождения.
Публикуем фрагменты беседы режиссёра Алексея Пищулина и исследователя античной культуры Азы Тахо‑Годи, ученицы и наследницы Алексея Фёдоровича Лосева (1893–1988), о детстве, о студенчестве, о знакомстве с А.Ф. Лосевым.*
Я же родилась в Дагестане, в Махачкале. Это был дом на улице Инженерной, потом её переименовали в Комсомольскую. Там был особняк, в котором мы обитали. Это был такой правительственный особняк. Поскольку отец был тогда наркомом просвещения в Дагестане. По сему случаю полагался дом. Около дома — будка. В будке — часовой. <...> В этом доме, за домом — сад хороший, беседка, виноградом увитая, собаки под верандой обычно всегда. Веранда застеклённая выходила во двор. Так что был очень уютный, хороший, такой раскинувшийся хорошо дом. Тут могли принимать гостей откуда‑нибудь, даже не просто гостей, а вот с гор приезжали ищущие правды, справедливости... или те, кто хотел получить образование, — какие‑нибудь дети, потерявшие родителей. Они знали, что к Алибеку Алибековичу [1] можно приехать и прийти. И они приходили, приезжали. Их пускали. <...>
[Отец] был единственный сын. Это же редкое, вообще‑то, дело на Кавказе, чтобы был единственный сын. Была ещё дочь по имени Аза. Вот меня так и назвали. Но она умерла девочкой, так что отец остался один. Надо было как‑то выбираться. Это же горы, селение Урахи (Дагестан. — Прим. ред.). И вот, мать отца моего вместе с ним отправилась через горы пешком — во Владикавказ. Решено было мальчика поместить в семейную обстановку — и поместили к Тугановым. Это наша родня — православные Тугановы (часть Тугановых были мусульмане). <...>
Фамилию мою все знали. Моего отца вМоскве очень хорошо все знали — он занимал довольно высокое место. Фамилию яникогда бы не изменила себе. Это было ббесчестно.
Отца уже в 1929 году вызвали в Москву из Дагестана. Там уже начались свои дела — потому что отец, конечно, был против насильственных колхозов. В Дагестане — да колхоз насильственно! Вот и поэтому. У него были связи, конечно. Он был член ЦИКа, и его вызвали в Москву. А потом в 1930 году мы приехали. <...> Он был директор Музея народоведения. На него же донос был. Человек, которого отец мой отчислил. Этот донос я сама видела и читала. Мне же на Лубянке показывали всё это. Я даже и не просила ничего. Они, как меня увидели, сказали: «Мы сейчас дело вашего отца принесём». А там тоненькое‑тоненькое, там ничего нет, вообще. Совсем, можно сказать, ничего. Ну вот. И там донос, «дорогому товарищу Ежову...»: «Николай Иванович, дорогой, вот сообщает такой‑то, такой‑то...» И адрес свой пишет: Сретенка. <...>
У отца всегда под подушкой лежал револьвер. Наградной был, разрешалось его носить. Он же был когда‑то красный партизан ещё вдобавок. Так что всё вместе. Вот видите как. Арестовывали их, а никто из них в себя не стрелял. Считали, что это всё ошибка. Что дорогой Иосиф Виссарионович, который был знаком хорошо по обороне Царицына и по общим давним делам, что он, конечно, разберётся, и всё будет хорошо. Поэтому 22 июня у нас это очень печальный день. 22 июня отца арестовали, 22 июня война началась. А 9 октября его уже расстреляли.
<...> Об отце сказали в 1945 году, только сказали, что он якобы в 1944 году от воспаления лёгких умер в лагере. А это всем писали «воспаление лёгких». Это обычная была история. В лагерях все умирали от воспаления лёгких. И даже указали, что 23 февраля — в день Красной армии. А потом‑то выяснилось — уже когда шла реабилитация, — что всё это выдумки были сплошные. Говорили ведь вначале, что «10 лет без права переписки», а оказывалось, что эти «10 лет без права переписки» означают расстрел. Но мы‑то все дураки были. «10 лет без права переписки» — да слава Богу, хоть жив. Пусть 10 лет, но вернётся.
<...> Маму‑то забирали под Новый год, в 1938 году, буквально. Вот, она сделала ёлку для своей младшей дочери, Мины Алибековны, ей было шесть лет. Девочку должны были забрать тоже — на следующий день. Тут её уже спасали Тугановы, мамины двоюродные сёстры, которые все жили в Москве, — её так из рук в руки передавали для того, чтобы она нигде не оставалась долго. А мама в это время сидела в лагере в Темниках (Темлаг, Мордовия. — Прим. ред.). Это же знаменитые места, где батюшка преподобный Серафим был. Это же Саровские места. Вот что это такое. И там лагерь. И маму оттуда ровно под Новый год выпустили. Но выпустили почему? Она была кожа да кости — и её списали, так сказать, сактировали.
<...> Мама поехала тогда на Алтай через всю страну. А там был как раз наш институт. Мы там сидели с девчонками. Нас было шесть душ в комнате. Темно. Вечер. И коптилки же были. Коптилки горели. При этих коптилках мы глаза портили себе бесконечно. Сидели, что‑то читали, смотрели. И вдруг открывается дверь — какая‑то девочка прибегает и говорит: «К Тахо‑Годи мать приехала». Тут я побежала вниз. Там ворота открыты. Сугробы со всех сторон. И смотрю: стоит фигурка какая‑то, вся перевязанная серым платком. Небольшая фигурка, и какой‑то узел около неё. Ну, мы бросились сразу обниматься, потому что я поняла, что это моя мама. И так она у нас стала там жить. А перед этим ещё, когда она приехала, была потрясающая история: я водила её в баню, и там были родители с маленькими детьми, и дети стали плакать от страха, глядя на мою мать. После этого я всегда говорю всем, что никакой Освенцим не страшен...
<...> И вот, в самый тяжёлый трудный момент, когда казалось, что всё утеряно, вдруг случилось чудо. Это тоже судьба изрекла своё слово. Оказалось, что открылась кафедра классической филологии в Московском государственном [педагогическом] институте имени Ленина. Действительно всё это было необыкновенно, и к тому же оказалось, что мне разрешено сдавать экзамены. Мне пришлось сдавать экзамены человеку в чёрной шапочке (А.Ф. Лосеву. — Прим. ред.).
<...> Я позвонила. А Алексей Фёдорович [Лосев] сказал: «Что‑то вы, сударыня, загуляли, так поздно приехали». Ну, вот я и приехала и пришла сюда, на Арбат. Было мне тогда 22 года. И меня встретила Валентина Михайловна [Лосева], сероглазая дама. Она была высокая, красивая. Но уже с сединой. Я всегда говорю, что она никого, кроме Бога, не боялась. Она столько всего пережила. И настолько это всё ничтожно было перед теми истинами, к которым она прикоснулась. Представляете, человек, который смотрит в небо, изучает это небо. Она же ночные наблюдения в обсерватории вела!
<...> И тогда она мне сказала: «Вот видишь: ты родилась в 1922 году, мы повенчались в 1922 году — ты наше духовное дитя». Это от неё пошло.
<...> Так мы друг на друга посмотрели, и она меня провела в кабинет Алексея Фёдоровича. Алексей Фёдорович сидел в своём кресле, плед был, потому что уже было прохладно, а ведь никаких отоплений не было, ничего, надо было топить печь. Он сидел в этом своём шотландском пледе (плед самый настоящий, хороший, до сих пор сохранился) и в шапочке в своей. Немножко постукивал ногой, как обычно бывало, [издавал] ритмические удары. Сидел дома и постукивал ногой. Ну, а меня посадили напротив. Вот так мы и сидели с Алексеем Фёдоровичем... Москва, 2008 г.
В последний путь Из дневника священника Георгия Чистякова, историка‑античника, ученика А.Ф. Лосева иА.А. Тахо‑Годи.
Из 25 мая [1988 года]. Вчера утром (в 6 часов) умер А.Ф. Лосев. Накануне я виделся с Азой Алибековной [Тахо‑Годи], и ничто не предвещало конца. 24-го весь день был вСФК и поэтому узнал о его смерти только поздно вечером от Наташи (супруги и сокурсницы.— Прим. ред.), когда вернулся домой.
Утром 26-го приехал на Арбат. А.Ф. лежал в гробу в большой комнате под иконами. А. А. дала мне псалтырь и сказала: «Егор, почитай». Так, сменяя друг друга, все мы читали псалтырь вплоть до выноса. Вечером в 21 часов началось отпевание; служил о. Владимир Воробьёв, какой‑то знакомый мне (но не знаю его имени) батюшка и о. диакон Валентин Асмус.
Служба продолжалась долее двух часов. Я ушёл от Лосевых после 12 ночи, а рано утром снова был у них. Часов в 10 пришёл о. Александр Салтыков, мы прервали чтение псалтыри и стали служить панихиду. Затем в 11 с пением «Святый Боже» А.Ф. вынесли из квартиры и понесли вмашину.
На Ваганьковском ждало довольно много народа, о. Владимир Воробьёв и Асмус. Литию служили близ могилы. Затем довольно долго пришлось держать гроб на руках, т. к. куда‑то ушли могильщики. А.А. по просьбе А.Ф. хотела, чтобы над его гробом не было речей, но всё‑таки И. Нахов, Ю. Давыдов, Н. Чистякова (из Ленинграда) и Зелинский стали говорить. После похорон поехали в ресторан «Арбатский», т. к. квартира не могла вместить всех. Я ушёл споминок довольно быстро на занятия.
28 мая. Сегодня Троицкая родительская суббота. Утром был в Калитниках, в ц [еркви] и на папиной могиле. Затем поехал к Азе Алибековне. Отвёз ей просфору, берёзовые ветки. Она вспомнила, что впоследние дни жизни А.Ф. всё подсчитывал, скоро ли будет Духов день, который он особенно почитал. С Арбата пошёл на работу, а вечером поехал на дачу.
1 июня. Девятый день со дня кончины А.Ф. В 2 часа дня панихида на могиле, служили о. Владимир Воробьёв, Александр Салтыков и Асмус. Виделся с Лид [ией] Анат [ольевной] Фрейберг. После панихиды — на Арбате, поминки...
2 июня. Был у А.А. Сегодня утром в ИМЛИ было заседание, посвящённое 1000‑летию крещения Руси. Я там не был. Аза Алибековна прочитала слово Алексея Фёд [оровича] оСв. Кирилле и Мефодии и затем сама сказала о месте веры в жизни учёного. Как выразился выступавший потом здесь митрополит Филарет (Вахромеев), «после той проповеди, которую сказала Аза Алибековна, мне трудно говорить»...
Примечания. * Интервью вошло в документальный фильм «Аза Тахо‑Годи. Смысл и судьба». Произв. «Нарт Арт студия», Владикавказ. Продюсер Темина Туаева, автор и режиссёр Алексей Пищулин (2008).
[1] Алибек Алибекович Тахо‑Годи (1892–1937) — прокурор, народный комиссар просвещения, юстиции, продовольствия, финансов и труда, председатель Народного суда Дагестанской АССР. Заведующий отделом ЦК ВКП (б). Член ЦИК СССР, доктор права, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова. Расстрелян, реабилитирован посмертно.
На фото: Аза Тахо‑Годи, 2008г. На главной странице: Аза Тахо-Годи сдядей, проф.Л.П.Семёновым, иА.Ф.Лосевым. Фото 1954г.
Печатается по: Сáмое самó. Беседа Алексея Пищулина с Азой Тахо‑Годи // Мир Музея. 2022. №9. С.20—22.