«Музей для читающих»* не только собирает жителей российских городов нашей огромной страны, чтобы они поучаствовали в разговоре с известными писателями о литературе, о книгах и чтении и многом другом, но и знакомит писателей с жизнью русских музеев за пределами столиц, вместе с ними глубже узнаёт российскую историю. Писатели — народ любознательный, им всё интересно, Михаил Визель — не исключение. Вот что он увидел в Казани и её окрестностях.
Я не первый раз в Казани, но всякий раз этот замечательный город умеет удивить меня чем‑то новым. В этот раз удивлений оказалось целых два.
Во‑первых, это музей Боратынского. Я, разумеется, знал, что Боратынский связан с Казанью, но не знал, как именно. Оказалось, так: прекрасной городской усадьбой, в которой восстановлен быт первой половины XIX века... Но в которой сам Евгений Абрамович не бывал, потому что купили эту усадьбу уже его дети. И действительно прожили в ней три поколения, до 1917 года. Что же, оказывается, бывает и так в музейном деле. В доме Пушкина на Арбате сам Пушкин прожил два месяца, и мы помним этот дом с более чем 200‑летней историей как «Дом Пушкина на Арбате». Боратынские жили более чем полвека, но не жил сам Боратынский.
Чему я совершенно не удивился — так это тому, что в музее Боратынского нашлось место и для Пушкина. Мне с законной гордостью предъявили столик, за которым Александр Сергеевич писал, будучи проездом в Казани. Он был здесь два дня, но присел что‑то записать. А как же иначе.
Другим неожиданным для меня воплощением духа этого места оказалось подаренная мне книга прямой правнучки Евгения Абрамовича Ольги Александровны Боратынской, по мужу Ильиной. Образованная барышня из богатой дворянской семьи сама могла стать недурной поэтессой, но год её рождения, 1894, к этому не располагал. Вслед за своим мужем, гусаром Павлоградского полка (привет «Войне и миру»!) ей пришлось уехать в Харбин, оттуда в Калифорнию — и там заняться пошивом дамских платьев. Так что к литературе Ольга Боратынская‑Ильина смогла вернуться только в 1930‑е годы, написав откровенно автобиографический роман «Канун восьмого дня», с явным намёком на то, чтó случилось после семи дней творения. А вот то и случилось, что образованной барышне пришлось стать модисткой.
Впервые этот роман был опубликован в 1951 году по‑английски и только полвека спустя по‑русски — на родине, в Казани. Современному читателю в нём, конечно, сильно отдаются «Сёстры», первая часть «Хождений по мукам» Алексея Толстого. Книга подкупает подлинностью. Описывая злоключения своей героини Ниты, Ольга явно пишет о себе самой. О том, что чувствовали и как чувствовали образованные барышни того времени. И почему несчастный канун восьмого дня, в котором умолчал Моисей, оказался неизбежным.
Второй ожидаемой неожиданностью этой поездки в Казань стало посещение Свияжска. Опять‑таки, разумеется, я слышал об этой крепости, но не знал в подробностях. А подробности оказались удивительными. Собираясь решать назревший казанский вопрос, Иван, тогда ещё не Грозный, а просто молодой царь всея Руси, четвёртый своего имени, построил в одном конном переходе от самой Казани большую крепость, точное подобие Казанского кремля, специально для того, чтобы отрабатывать на ней технологию взятия крепостей, русскому войску, заточённому на борьбу с степняками, тогда неизвестную. И только методично отработав манёвр, пошёл на штурм самой Казани. Как мы знаем, успешный.
Узнав об этом, я хлопнул себя по лбу. Вот, значит, почему Пётр, прежде чем отправляться брать Азов, устроил полномасштабные кожуховские учения на берегу Москвы‑реки! Пётр не мог не знать о действиях своего предшественника, только мы, его потомки, идеализируя Петра и противопоставляя его Ивану, об этом подзабыли.
Не менее удивительной оказалась судьба свияжская и новейшее время. Когда в 1990‑е годы в Татарстан, как и во всю Россию, хлынули внешние проповедники, только, разумеется, мусульманские, в Татарстане возникла нешуточная угроза резкой радикализации ислама. И мудрый президент Шаймиев собрал влиятельных людей республики и буквально поставил их перед фактом: мы должны, поднапрягшись, создать собственный центр традиционной духовности. Причём не один, а два — мусульманский и христианский. На роль первого был выбран Болгар, на роль второго — разумеется, Свияжск.
В Болгар, к сожалению, мы в этот раз не добрались, но Свияжск впечатляет. Градостроители, архитекторы, ландшафтные дизайнеры, музейщики и, конечно, духовные лица сумели добиться органичного сочетания музейного и живого, прошлого и настоящего. Свияжск — не музей под открытым небом, но и не просто городок, а и то, и другое одновременно.
Я обязательно вернусь в Казань. И надеюсь, что таких городов, как Казань, в нашей стране будет больше.
Фото Алексея Ковалёва (25 – 27 октября).
*«Музей для читающих» — проект Федерального центра гуманитарных практик РГГУ и журнала «Мир Музея».
Во‑первых, это музей Боратынского. Я, разумеется, знал, что Боратынский связан с Казанью, но не знал, как именно. Оказалось, так: прекрасной городской усадьбой, в которой восстановлен быт первой половины XIX века... Но в которой сам Евгений Абрамович не бывал, потому что купили эту усадьбу уже его дети. И действительно прожили в ней три поколения, до 1917 года. Что же, оказывается, бывает и так в музейном деле. В доме Пушкина на Арбате сам Пушкин прожил два месяца, и мы помним этот дом с более чем 200‑летней историей как «Дом Пушкина на Арбате». Боратынские жили более чем полвека, но не жил сам Боратынский.
Чему я совершенно не удивился — так это тому, что в музее Боратынского нашлось место и для Пушкина. Мне с законной гордостью предъявили столик, за которым Александр Сергеевич писал, будучи проездом в Казани. Он был здесь два дня, но присел что‑то записать. А как же иначе.
Другим неожиданным для меня воплощением духа этого места оказалось подаренная мне книга прямой правнучки Евгения Абрамовича Ольги Александровны Боратынской, по мужу Ильиной. Образованная барышня из богатой дворянской семьи сама могла стать недурной поэтессой, но год её рождения, 1894, к этому не располагал. Вслед за своим мужем, гусаром Павлоградского полка (привет «Войне и миру»!) ей пришлось уехать в Харбин, оттуда в Калифорнию — и там заняться пошивом дамских платьев. Так что к литературе Ольга Боратынская‑Ильина смогла вернуться только в 1930‑е годы, написав откровенно автобиографический роман «Канун восьмого дня», с явным намёком на то, чтó случилось после семи дней творения. А вот то и случилось, что образованной барышне пришлось стать модисткой.
Впервые этот роман был опубликован в 1951 году по‑английски и только полвека спустя по‑русски — на родине, в Казани. Современному читателю в нём, конечно, сильно отдаются «Сёстры», первая часть «Хождений по мукам» Алексея Толстого. Книга подкупает подлинностью. Описывая злоключения своей героини Ниты, Ольга явно пишет о себе самой. О том, что чувствовали и как чувствовали образованные барышни того времени. И почему несчастный канун восьмого дня, в котором умолчал Моисей, оказался неизбежным.
Второй ожидаемой неожиданностью этой поездки в Казань стало посещение Свияжска. Опять‑таки, разумеется, я слышал об этой крепости, но не знал в подробностях. А подробности оказались удивительными. Собираясь решать назревший казанский вопрос, Иван, тогда ещё не Грозный, а просто молодой царь всея Руси, четвёртый своего имени, построил в одном конном переходе от самой Казани большую крепость, точное подобие Казанского кремля, специально для того, чтобы отрабатывать на ней технологию взятия крепостей, русскому войску, заточённому на борьбу с степняками, тогда неизвестную. И только методично отработав манёвр, пошёл на штурм самой Казани. Как мы знаем, успешный.
Узнав об этом, я хлопнул себя по лбу. Вот, значит, почему Пётр, прежде чем отправляться брать Азов, устроил полномасштабные кожуховские учения на берегу Москвы‑реки! Пётр не мог не знать о действиях своего предшественника, только мы, его потомки, идеализируя Петра и противопоставляя его Ивану, об этом подзабыли.
Не менее удивительной оказалась судьба свияжская и новейшее время. Когда в 1990‑е годы в Татарстан, как и во всю Россию, хлынули внешние проповедники, только, разумеется, мусульманские, в Татарстане возникла нешуточная угроза резкой радикализации ислама. И мудрый президент Шаймиев собрал влиятельных людей республики и буквально поставил их перед фактом: мы должны, поднапрягшись, создать собственный центр традиционной духовности. Причём не один, а два — мусульманский и христианский. На роль первого был выбран Болгар, на роль второго — разумеется, Свияжск.
В Болгар, к сожалению, мы в этот раз не добрались, но Свияжск впечатляет. Градостроители, архитекторы, ландшафтные дизайнеры, музейщики и, конечно, духовные лица сумели добиться органичного сочетания музейного и живого, прошлого и настоящего. Свияжск — не музей под открытым небом, но и не просто городок, а и то, и другое одновременно.
Я обязательно вернусь в Казань. И надеюсь, что таких городов, как Казань, в нашей стране будет больше.
Фото Алексея Ковалёва (25 – 27 октября).
*«Музей для читающих» — проект Федерального центра гуманитарных практик РГГУ и журнала «Мир Музея».
Печатается по: Визель М. Казань умеет удивить // Мир Музея. 2022. №11. С. 28 – 29.
См. также:
Гуреев М. «Люди, которые пишут прозаические тексты, — одиноки» // Мир Музея. 2022. №10. С. 2 – 5.
Варламов А. Розанов: прорыв в большую жизнь // Мир Музея. 2028. №8. С. 4 – 5.
«Я люблю красоту, и она меня держит на плаву». Беседа Ксении Сергазиной и Валерии Ахметьевой с Юрием Кублановским // Мир Музея. 2023. №12. С. 40 – 42.
Крусанов П. Язык русской литературы // Мир Музея. 2022. №11. С. 31 – 32.
Орехов Д. Уроки Ливадии // Мир Музея. 2023. №1. С. 2 – 5.
Гуреев М. «Люди, которые пишут прозаические тексты, — одиноки» // Мир Музея. 2022. №10. С. 2 – 5.
Варламов А. Розанов: прорыв в большую жизнь // Мир Музея. 2028. №8. С. 4 – 5.
«Я люблю красоту, и она меня держит на плаву». Беседа Ксении Сергазиной и Валерии Ахметьевой с Юрием Кублановским // Мир Музея. 2023. №12. С. 40 – 42.
Крусанов П. Язык русской литературы // Мир Музея. 2022. №11. С. 31 – 32.
Орехов Д. Уроки Ливадии // Мир Музея. 2023. №1. С. 2 – 5.