Прозаик Даниэль Орлов, участник проекта «Музей для читающих» делится своими впечатлениями о современном Калининграде, похожем и непохожем на город, который встретил его много лет назад, и размышляет об истории, современности и месте этого города в нашей сегодняшней жизни.
Я приехал в Калининград в отпуск в августе 1998‑го. Мне было почти 30, я работал верстальщиком в рекламном агентстве и параллельно с друзьями начинал издавать научно‑популярный медицинский журнал, назначив себя его главным редактором. Молодость — удивительное время, когда не задумываешься, под силу тебе или нет, просто начинаешь делать — и всё получается. Я был первый раз женат, и мы решили провести совместный отпуск на Куршской косе в заповеднике, где до того долгие годы работала орнитологом в летний сезон моя тогдашняя тёща. Биостанцией руководил бывший муж моей теперь уже бывшей тёщи Виктор Дольник. Получается, что с автором любимой многими книги «Непослушное дитя биосферы» я некоторое время находился в сложных родственных отношениях. Кстати, свою повесть «Птицы, или Новые сведения о человеке» Андрей Битов посвятил как раз Дольнику, выведя его под именем «Доктор Д».
Чтобы иметь свободу передвижения, ещё в Петербурге мы купили два горных велосипеда (они только входили в моду) с колёсами, крепящимися на эксцентриках: раз — и снял. Впрочем, чтобы их провезти, пришлось дать на лапу проводнику, а потом ещё на лапу какому‑то очередному таможеннику, не то латвийскому, не то эстонскому. Все они были в глаженых рубашках с короткими рукавами, одинаково вежливы и одинаково рассчитывали на мзду с российского туриста, следующего из России в Россию сквозь их нервозно независимые княжества.
На вокзале Калининграда мы сдали рюкзаки в камеру хранения, прикрутили колёса и поехали знакомиться с бывшей столицей Восточной Пруссии. Калининград, несмотря на солнечный август, произвёл на меня тогда весьма тяжкое впечатление запущенностью, скверным асфальтом, пылью, мусором и общим чемоданным настроением жителей. Здесь не дорожили большой Россией, Россия скорее тяготила, заставляла постоянно оглядываться, тогда как хотелось смотреть только вперёд — на побережье от Гданьска до Ростока, от Гамбурга и до Ливерпуля. Где‑то ещё дальше был южный берег Франции, пляжи Испании, Средиземноморье.
Вся Калининградская область тогда считалась свободной экономической зоной с особым режимом налогообложения и специальными таможенными правилами. Здесь всё было дешевле, чем «на материке». По дорогам ездили исключительно иномарки с немецкими номерами. За месяц, что мы провели на Косе и в небольших прибрежных городках, я увидел не больше трёх десятков жигулей. Фольксвагены, ауди, мерседесы, иногда бимеры («Старик, у них подвеска не для наших дорог!»), редко какой‑нибудь европейский «Форд‑скорпио» или «Рено–19». Встречались японки, чаще тойоты или мазды. Мне казалось, что каждый студент здесь имеет права и катается на своём заграничном автомобиле. Не удивлюсь, что это было недалеко от правды. Мы же путешествовали вдоль побережья на велосипедах. Немецкое разливное пиво стоило шесть рублей за кружку, килограмм клубники — полтора, билет на автобус — рубль, но с велосипедом никак, только электричка.
Всякие местные вольнодумцы, с которыми знакомились за время отпуска, называли Калининград исключительно «Кёниг», вместо Балтийска произносили «Пилау», а вместо Зеленоградска — «Кранц». В воздухе пахло виргинским табаком и желанием отчалить в Европу. Каждый книжный полон был литературы, в которой уважаемые люди, от (не вспомню уже имён) каких‑то генералов из Генерального штаба и до Александра Дугина обосновывали принципы, по которым Россия должна отказаться от Калининградской области. Уважаемый мной Томас Венцлова, чудесный литовский поэт и мыслитель, предлагал создать на этой территории новое государство Боруссия и наполнить его немцами из Казахстана. Что характерно, мне, в мои 29, повзрослевшему под качающуюся волну «Голоса Америки», BBC и радиостанции «Свобода», это не казалось полным бредом. А почему бы и нет?
Врагов же нет, их придумали. Вокруг Европы — Европа, и мы — часть её. Несколько лет спустя я даже зарегистрировал и несколько лет издавал бесплатную городскую газету «Ты — настоящий европеец!» Ёлки‑палки, да я всерьёз верил в это, пока спал.
Я почему‑то прекрасно помню выступление Януша Онышкевича, на тот момент — министра национальной обороны Польши, транслировавшееся по нашему телевидению, и его слова, что Россия излишне милитаризовала Восточную Пруссию. Калининградская область‑де представляет собой авианосец, посаженный на мель, то есть тот самый непотопляемый авианосец. О да. Это раздражало и продолжает раздражать. Поляки первыми вспомнили о Великой Польше от моря до моря, когда нас предали свои. Данцига им показалось мало. Чем меньше личность во главе Польши, тем громче играют их оркестры. Войцех Ярузельский, окончивший в 43‑м Рязанское пехотное училище и прошедший войну до победы, был последним воином, кого ещё вытерпела Варшава, прежде чем с облегчением отдаться новой шляхте с Уолл‑стрит. О эта Калининградская область в самом центре Европы! Это так неаккуратно смотрится на карте, почти неряшливо. Так и хочется закрасить другим цветом. С каждым годом всё сильнее и сильнее.
В этот раз я приехал, чтобы встретиться с читателями в Калининградском музее изобразительных искусств. Сейчас музею отдано историческое здание биржи, и он медленно, но неуклонно заполняет всё его пространство, уделяя особое внимание русскому искусству.
Город изменился. Он вдруг стал современен, как современен другой ганзейский город — Гамбург. Так же, как и Гамбург, Кёнигсберг был уничтожен британской авиацией. Но в отличие от Гамбурга, который сразу после Второй мировой отстраивали по новому плану, учитывая все прогрессивные урбанистические тенденции, Калининград запоздал. Он только сейчас становится таким, каким должен быть современный город‑порт с университетскими и ремесленническими традициями.
Местный университет, что характерно, был основан в 1544 году, назывался в честь его основателя, великого магистра немецкого ордена Альбрехта — «Академия Альбертина». Он просуществовал ровно 400 лет. Впрочем к нынешнему Калининградскому университету отношения, конечно же, не имеет. Это уже другая традиция, другая школа и другая преемственность, что хорошо, поскольку странно было бы жить чужой историей на своей земле.
Мы сидели с друзьями в небольшом кафе на Старопрегольской набережной, смотрели на собор, мимо проплывали прогулочные суда. Остров напротив утопал в зелени. Я помышлял назавтра поклониться могиле Канта, однако так и не осуществил задуманное. Впрочем, категорический императив не стал от того для меня менее категорическим. Вглядываясь в лица калининградцев, я с радостным удивлением обнаружил, что с них исчезла эта чуть истерическая мимика скорого отъезда. Никто никуда не собирается уезжать. Мы здесь в своём праве на своей земле, нравится это кому‑то или нет. И даже как‑то приятно, что не нравится, что раздражает. Мы и это им простим. Прощать — привилегия народа великой культуры, живущего по своему времени.
Калининград – Кронштадт.
Даниэль Орлов — автор сборника стихов и четырёх книг прозы. Член Союза писателей Санкт‑Петербурга. Лауреат премии имени Н.В. Гоголя, лауреат премии журнала «Дружба народов» (2018), дипломант Волошинского конкурса в Коктебеле. В 2021 году роман Д.Орлова «Время рискованного земледелия» вошёл в короткий список литературной премии «Национальный бестселлер». В 2022 году — в длинный список Национальной литературной премии «Большая книга». Живёт в Кронштадте.
Чтобы иметь свободу передвижения, ещё в Петербурге мы купили два горных велосипеда (они только входили в моду) с колёсами, крепящимися на эксцентриках: раз — и снял. Впрочем, чтобы их провезти, пришлось дать на лапу проводнику, а потом ещё на лапу какому‑то очередному таможеннику, не то латвийскому, не то эстонскому. Все они были в глаженых рубашках с короткими рукавами, одинаково вежливы и одинаково рассчитывали на мзду с российского туриста, следующего из России в Россию сквозь их нервозно независимые княжества.
На вокзале Калининграда мы сдали рюкзаки в камеру хранения, прикрутили колёса и поехали знакомиться с бывшей столицей Восточной Пруссии. Калининград, несмотря на солнечный август, произвёл на меня тогда весьма тяжкое впечатление запущенностью, скверным асфальтом, пылью, мусором и общим чемоданным настроением жителей. Здесь не дорожили большой Россией, Россия скорее тяготила, заставляла постоянно оглядываться, тогда как хотелось смотреть только вперёд — на побережье от Гданьска до Ростока, от Гамбурга и до Ливерпуля. Где‑то ещё дальше был южный берег Франции, пляжи Испании, Средиземноморье.
Вся Калининградская область тогда считалась свободной экономической зоной с особым режимом налогообложения и специальными таможенными правилами. Здесь всё было дешевле, чем «на материке». По дорогам ездили исключительно иномарки с немецкими номерами. За месяц, что мы провели на Косе и в небольших прибрежных городках, я увидел не больше трёх десятков жигулей. Фольксвагены, ауди, мерседесы, иногда бимеры («Старик, у них подвеска не для наших дорог!»), редко какой‑нибудь европейский «Форд‑скорпио» или «Рено–19». Встречались японки, чаще тойоты или мазды. Мне казалось, что каждый студент здесь имеет права и катается на своём заграничном автомобиле. Не удивлюсь, что это было недалеко от правды. Мы же путешествовали вдоль побережья на велосипедах. Немецкое разливное пиво стоило шесть рублей за кружку, килограмм клубники — полтора, билет на автобус — рубль, но с велосипедом никак, только электричка.
Всякие местные вольнодумцы, с которыми знакомились за время отпуска, называли Калининград исключительно «Кёниг», вместо Балтийска произносили «Пилау», а вместо Зеленоградска — «Кранц». В воздухе пахло виргинским табаком и желанием отчалить в Европу. Каждый книжный полон был литературы, в которой уважаемые люди, от (не вспомню уже имён) каких‑то генералов из Генерального штаба и до Александра Дугина обосновывали принципы, по которым Россия должна отказаться от Калининградской области. Уважаемый мной Томас Венцлова, чудесный литовский поэт и мыслитель, предлагал создать на этой территории новое государство Боруссия и наполнить его немцами из Казахстана. Что характерно, мне, в мои 29, повзрослевшему под качающуюся волну «Голоса Америки», BBC и радиостанции «Свобода», это не казалось полным бредом. А почему бы и нет?
Врагов же нет, их придумали. Вокруг Европы — Европа, и мы — часть её. Несколько лет спустя я даже зарегистрировал и несколько лет издавал бесплатную городскую газету «Ты — настоящий европеец!» Ёлки‑палки, да я всерьёз верил в это, пока спал.
Я почему‑то прекрасно помню выступление Януша Онышкевича, на тот момент — министра национальной обороны Польши, транслировавшееся по нашему телевидению, и его слова, что Россия излишне милитаризовала Восточную Пруссию. Калининградская область‑де представляет собой авианосец, посаженный на мель, то есть тот самый непотопляемый авианосец. О да. Это раздражало и продолжает раздражать. Поляки первыми вспомнили о Великой Польше от моря до моря, когда нас предали свои. Данцига им показалось мало. Чем меньше личность во главе Польши, тем громче играют их оркестры. Войцех Ярузельский, окончивший в 43‑м Рязанское пехотное училище и прошедший войну до победы, был последним воином, кого ещё вытерпела Варшава, прежде чем с облегчением отдаться новой шляхте с Уолл‑стрит. О эта Калининградская область в самом центре Европы! Это так неаккуратно смотрится на карте, почти неряшливо. Так и хочется закрасить другим цветом. С каждым годом всё сильнее и сильнее.
В этот раз я приехал, чтобы встретиться с читателями в Калининградском музее изобразительных искусств. Сейчас музею отдано историческое здание биржи, и он медленно, но неуклонно заполняет всё его пространство, уделяя особое внимание русскому искусству.
Город изменился. Он вдруг стал современен, как современен другой ганзейский город — Гамбург. Так же, как и Гамбург, Кёнигсберг был уничтожен британской авиацией. Но в отличие от Гамбурга, который сразу после Второй мировой отстраивали по новому плану, учитывая все прогрессивные урбанистические тенденции, Калининград запоздал. Он только сейчас становится таким, каким должен быть современный город‑порт с университетскими и ремесленническими традициями.
Местный университет, что характерно, был основан в 1544 году, назывался в честь его основателя, великого магистра немецкого ордена Альбрехта — «Академия Альбертина». Он просуществовал ровно 400 лет. Впрочем к нынешнему Калининградскому университету отношения, конечно же, не имеет. Это уже другая традиция, другая школа и другая преемственность, что хорошо, поскольку странно было бы жить чужой историей на своей земле.
Мы сидели с друзьями в небольшом кафе на Старопрегольской набережной, смотрели на собор, мимо проплывали прогулочные суда. Остров напротив утопал в зелени. Я помышлял назавтра поклониться могиле Канта, однако так и не осуществил задуманное. Впрочем, категорический императив не стал от того для меня менее категорическим. Вглядываясь в лица калининградцев, я с радостным удивлением обнаружил, что с них исчезла эта чуть истерическая мимика скорого отъезда. Никто никуда не собирается уезжать. Мы здесь в своём праве на своей земле, нравится это кому‑то или нет. И даже как‑то приятно, что не нравится, что раздражает. Мы и это им простим. Прощать — привилегия народа великой культуры, живущего по своему времени.
Калининград – Кронштадт.
Даниэль Орлов — автор сборника стихов и четырёх книг прозы. Член Союза писателей Санкт‑Петербурга. Лауреат премии имени Н.В. Гоголя, лауреат премии журнала «Дружба народов» (2018), дипломант Волошинского конкурса в Коктебеле. В 2021 году роман Д.Орлова «Время рискованного земледелия» вошёл в короткий список литературной премии «Национальный бестселлер». В 2022 году — в длинный список Национальной литературной премии «Большая книга». Живёт в Кронштадте.
*«Музей для читающих» — проект Федерального центра гуманитарных практик РГГУ и журнала «Мир Музея».
На фото: Даниэль Орлов. Ленинградская область, 1998 г. Фото из архива Д.Орлова.
На главной странице: Встреча в Калининграде. Кинорежиссёр и главный редактор нашего журнала Алексей Пищулин и писатель Даниэль Орлов. 2022 г.
На фото: Даниэль Орлов. Ленинградская область, 1998 г. Фото из архива Д.Орлова.
На главной странице: Встреча в Калининграде. Кинорежиссёр и главный редактор нашего журнала Алексей Пищулин и писатель Даниэль Орлов. 2022 г.
Печатается по: Орлов Д.. Мы на своей земле // Мир Музея. 2022. №7. С.4–5.
См. также: Садулаев Г.. Поморское сердце России // Мир Музея. 2022. №9. С.3.
Визель М. Казань умеет удивить // Мир Музея. 2022. №11. С.28–29.
Эхо великой литературы. Беседа Алексея Пищулина с Павлом Крючковым // Мир Музея. 2022. №9. С. 24–28.
«Я люблю красоту, и она меня держит на плаву». Беседа Ксении Сергазиной и Валерии Ахметьевой с Юрием Кублановским // Мир Музея. 2023. №12. С.40–42.
Отрок в пещи огненной. Беседа Алексея Пищулина с Алексеем Варламовым // Мир Музея. 2023. №1. С.8–14.
Крусанов П. Язык русской литературы // Мир Музея. 2022. №11. С.31–32.
Гуреев М. «Люди, которые пишут прозаические тексты, — одиноки» // Мир Музея. 2022. №10. С.2–5.
Орехов Д. Уроки Ливадии // Мир Музея. 2023. №1. С.2–5.
Сабинина Д. Рождённый в Кронштадте // Мир Музея. 2022. №10. С.21–22.
Визель М. Казань умеет удивить // Мир Музея. 2022. №11. С.28–29.
Эхо великой литературы. Беседа Алексея Пищулина с Павлом Крючковым // Мир Музея. 2022. №9. С. 24–28.
«Я люблю красоту, и она меня держит на плаву». Беседа Ксении Сергазиной и Валерии Ахметьевой с Юрием Кублановским // Мир Музея. 2023. №12. С.40–42.
Отрок в пещи огненной. Беседа Алексея Пищулина с Алексеем Варламовым // Мир Музея. 2023. №1. С.8–14.
Крусанов П. Язык русской литературы // Мир Музея. 2022. №11. С.31–32.
Гуреев М. «Люди, которые пишут прозаические тексты, — одиноки» // Мир Музея. 2022. №10. С.2–5.
Орехов Д. Уроки Ливадии // Мир Музея. 2023. №1. С.2–5.
Сабинина Д. Рождённый в Кронштадте // Мир Музея. 2022. №10. С.21–22.